— Как нет? — удивился Зотов, и Радищев впервые увидел его лицо без улыбки. — Как нет? Не шутите, Александр Николаевич, не пугайте.
— Я не шучу.
— Нет, нет, вы не откажете мне. Неужто я обидел вас чем-нибудь? Дешево у вас беру? Извольте, я накину.
— Дорогой, поймите — книги у меня нет.
— Что, украли? Или вы сожгли? Бог с вами, расстаться с такой книгой! Да нет, нет, вы шутите. Ручаюсь, у вас лежат сотни экземпляров. Совершенно в том уверен, бьюсь об заклад. Лежат, лежат.
Едва удалось его разуверить и вежливо выпроводить. Но прошло не больше десяти минут, как явился камердинер и доложил, что в сенях ждет приема какой-то господин, назвавшийся книготорговцем и издателем. Радищев сразу догадался, что это Иван Шнор, его заимодавец. Боже мой, как же с ним объясняться, как оправдываться? Рассчитаться с ним за типографию сейчас нечем, совершенно нечем. Не вернуть даже малейшей части долга. Можно попросить денег у Зотова, но ведь за ним сущие пустяки, какая-то сотня с гаком, да и говорить с ним теперь совестно, раз ему книга отказана.
— Так как же с господином издателем? — спросил камердинер. — Провести его сюда?
— Нет, нет, я выйду к нему. Скажи, чтоб минутку обождал.
Радищев покружил по гостиной, подумал, однако ничего не придумал и пошел вниз, чувствуя себя нашкодившим мальчишкой и едва справляясь с нарастающим страхом. Но покамест спускался по узорчатым чугунным ступеням, которые когда-то зачем-то хотел посчитать, да так до сих пор и не посчитал, он успел и высмеять свою робость. Ха, готовишься к страшной каре, а боишься какого-то книготорговца…
— Простите, господин Шнор, — сказал он, сойдя с лестницы в сени и увидев нетерпеливо шагавшего типографщика. — Я собрался на мызу. — Он не лгал, во дворе в самом деле стояла запряженная четверня. — Хотелось бы с вами пообедать. — Нет, этого ему не хотелось. — Не ожидал, а то бы отложил поездку. Такая досада!
— Не досадуйте, господин коллежский советник, — сказал, усмехаясь, Шнор. — Не стоит беспокоиться. Я на минуту. По делу. В лавке Зотова я видел вашу книгу.
— Мою?
— Ну, ну, не вздумайте отпираться. У нас ныне все скрывают до поры свое авторство, а оно немедля всплывает. Книга, конечно, ваша. Я по шрифту сие установил. Как мне не узнать бывший свой шрифт? — Шнор вынул из кармана сюртука простенькую, из березового капа, табакерку. — Вам Мейснер ничего не говорил?
— Насчет моего долга?
— Вот именно.
— Да, он говорил, что вы хотели бы получить с меня сей долг. Сказывал также, что вы заложили в ломбарде золотую табакерку.
