Крик вещей птицы | страница 41
Он взбежал на крыльцо, дернул дверь, но она оказалась замкнутой. Он схватился за шнур звонка и принялся дергать. Колокольчик долго звенел внутри над дверью, но, когда звон его затих, никаких шагов в сенях не послышалось, никто не спешил впустить хозяина. Да что же это творится в его доме? Может быть, в сенях стоит полицейская стража? Может быть, камердинер и вся семья заперты наверху? Он опять начал сильно дергать шнур звонка. Дверь наконец открылась. Его впустила горничная Елизаветы Васильевны.
— Где Петр? — резко и грубо сказал он, как никогда не говорил с дворовыми. Растерянная Анюта не смогла вымолвить слова, только показала мигающей свечой вверх. Он бросился к лестнице, взбежал на второй этаж, и тут его встретила Елизавета Васильевна в накинутой белой мантилье и с подсвечником в руке.
— Это вы так звонили? — спросила она, глядя на него испуганно.
— Да, — ответил он.
— Господи, а я уж подумала…
— Кто у нас тут?
— Никого. Я давно вас жду.
Они прошли в кабинет, Лиза поставила подсвечник на стол, взяла с кресла книжку в сафьяновом переплете и положила ее на каминную доску.
— Тут приходили печатать, — сказала она, — я хотела найти им оттиск последней главы, но не нашла его и вот осталась, а то бы вышло, что я сюда украдкой.
— Я задержался, — сказал он, — совершенно случайно. Мог бы оставить ключ от стенного шкафа. — Он снял шляпу и сюртук. — А где наш Петр?
— Он занемог, и я уложила его в постель.
— Что с ним? Может быть, послать за лекарем?
— Нет, не надобно. Он просто переутомился. Долго недосыпал.
— Это все моя книга. Никому не дает покоя. Вот и вы не спите. Тоже подумали о полиции?
— Вы никогда так не звонили.
— Простите, Лиза. Напугал. Ступайте, голубушка, примите валерьяновых капель и спите спокойно.
Он взял подсвечник и проводил ее вниз. Вернувшись в кабинет, он подошел к камину и глянул на сафьяновую золотообрезную книжку, лежавшую на мраморной доске. Да, так и есть — «Страдания молодого Вертера». Лиза читает их, наверное, десятый раз. Что ж, Гёте не одну ее заставил проникнуться чувствами его прославленного героя. Многие юноши, подобно Вертеру, разрешают свои душевные муки пистолетным выстрелом.
Он разделся, потушил свечи и лег. И тут же подумал, что, уснувши, он до утра расстанется с жизнью. Как много времени отнимает у человека сон! А ведь всего-то отпущено ему несколько десятилетий. Одумайтесь, последователи Вертера… Но как же там Степан? Что, если Густав все-таки движется на Фридрихсгам?