— В трактир? В такой день?
— В какой?
— Да ведь сейчас, может быть, гибнет наш флот.
— Э, дружок, нам торжествовать надобно. Чичагов победит. Непременно победит. Едем.
Радищев все еще стоял в кабинете у самого выхода. Козодавлев взял его за локоть и вывел за дверь.
— Торжествовать, говорю, надобно, торжествовать.
— Постой, а правда, что Густав направляется на Фридрихсгам? — спросил Радищев, остановившись в коридоре.
— Да нет, то пустая болтовня, — отвечал Козодавлев и тащил приятеля дальше. — Вас напугал тут Козьма Дараган? Он утром был со мной у Державина. Там говорили о походе короля, но сие ничем не подтверждается. А у Чичагова в самом деле будут гости. И он встретит их как подобает. Не тревожься. Челищев вот спокоен. Забавный он человек. Забавны и наемные покои. Тихие, пропахшие ладаном. Вхожу в переднюю — пусто, иду в другую комнату — пусто, в третью — пусто, а в четвертой, слышу, хор псалмы поет. Открываю дверь и вижу поющих слуг. Хозяин — на коленях перед образами. И вдруг вскакивает, подбегает к певчему. «Ты что, шельма, врешь! Ты куда, негодяй, тянешь? Мерзавец, богохульник!» Потом замечает гостя и всех отпускает. Приглашает меня в образную. Вот никак, говорит, не могу обучить олухов, грешу с ними каждодневно.
— Да где же он? — спросил Радищев, когда Козодавлев вывел его на набережную.
— Ох, до чего ты рассеян! Говорил ведь тебе — на площади. Держит извозчика. Приглянулась ему пролетка. Забавный, забавный человек. Служить больше не хочет.
Претит ему всякая служба.
Они свернули с набережной Малой Невы на площадь, и тут Радищев увидел петербургскую новинку — легкую пролетку с крыльями над задними колесами. Челищев, одетый, как всегда, во все серое, будничное, ходил вокруг этого одноконного экипажика, внимательно его рассматривая.
— Петр Иванович! — окликнул Козодавлев. — Веду нашего пленника.
Челищев повернулся и шагнул навстречу.
— Здорово, дружище, — сказал он, протянув Радищеву руку. — Живем еще?
— А отчего бы нам не жить, Петр?
— Я видел страшный сон.
— Откровение Иоанна Богослова, — сказал Козодавлев. — Не рассказывай, напиши лучше второй «Апокалипсис». Хватит, поговорим в трактире. Садитесь, господа.
— Но как же мы втроем на таком сиденье? — сказал Радищев. — Не уместимся.
— Уместимся, — сказал Челищев. Он подошел к козлам и сел рядом с извозчиком, оттеснив его на край. И оглянулся. — Александр, не забыл, как езжали в Лейпциге?
— Помню, помню. Там всей компанией усаживались на одни дроги. — Пролетка тронулась и тихонько покатилась наискосок по площади. — Там всякое бывало, и верхом на диких конях скакали, ужасая гуляющих бюргеров. С кем вы тогда по бульварам-то?
