Приблизившись, он заметил, что глаза графа, всегда такие непроницаемо спокойные, сейчас не могут скрыть его чувства — горькую досаду и недовольство.
— Ну здравствуйте, советник, — сказал граф. Слова его прозвучали укоризненно и отчужденно.
Радищев понял, что президент уже осведомлен кем-то.
— Здравствуйте, ваше сиятельство, — сказал он.
— Готов вас выслушать, — сказал Воронцов.
— Мне тяжело с вами говорить, но я должен открыться…
— Поздно, Александр Николаевич, — перебил граф. — Не затрудняйтесь, не рассказывайте. Я все знаю. Граф Безбородко сообщил мне еще позавчера. Императрица через него повелела мне допросить вас, но в тот же день избавила меня от сей неприятной комиссии, поскольку предала дело формальному следствию. Так что готовьтесь к беседам с обер-полицмейстером. — Граф пригласил жестом руки на диван, стоявший у боковой стены (прежде он принимал Радищева всегда в кабинете).
Минуту они сидели молча, не глядя друг на друга. Потом Воронцов посмотрел на Радищева и улыбнулся, улыбнулся печально и горько.
— Что ж, Александр Николаевич, — сказал он, — теперь уж ничего не поделаешь. Вам остается одно — чистосердечное признание. Это может смягчить наказание. Я постараюсь, сколь могу, облегчить вашу участь. Ежели дело обойдется без казни… Простите, я выражаюсь весьма неделикатно, но надобно смотреть правде в глаза. Время тяжелое. Война, французские смуты, и у нас неспокойно. Государыня все более ожесточается. Ежели, говорю, останетесь живы, я никогда не откажу вам в помощи. Подумаю и о детях, как им быть.
— Спасибо, ваше сиятельство. Спасибо, Александр Романович. Вот я принес вам бумаги. Возвращаю сенатские и хотел бы оставить вам на хранение свои. Тут рукописи, разные заметки, выписки. В них нет ничего такого…
— Можно без оговорок, — перебил граф. — Не думайте, что я напугался. Мое отношение к вам остается неизменным. Для меня вы не преступник. Бумаги ваши приму и сохраню.
— Душевно признателен. — Радищев отдал Воронцову портфель.
Граф положил этот синий сафьяновый портфель подле себя на диван.
— Любопытно было бы прочитать вашу книгу, — сказал он.
— Я предал огню все экземпляры.
— Ах вот как! Все сожгли?
— Остались только проданные.
— Ну что ж, это может несколько облегчить наказание. Книгу читает сейчас сама матушка императрица.
— Императрица?!
— Да, наша Семирамида, — с иронией сказал граф. — Она полагает, что вы писали с Петром Челищевым.
— Нет, Челищев тут ни при чем.
— Ну, разберутся. Не возьмут его, ежели он ни при чем. Что касается вас, то императрица, кажется, расположена умягчить свое негодование, как уведомил меня граф Безбородко. Однако он думает, что дело будет иметь плохой конец. Сие писал он единственно для меня.
