Крик вещей птицы | страница 108

Закончив эту последнюю «работу» над рукописью, он выбрал из шкафа черновики и обернул их чистой бумагой, приготовив все это к сожжению. И зашагал по кабинету. И тут заметил, что он все еще в шляпе. Он кинул ее на канапе. Покружив еще с минуту, пошел было проверить, что делается у Давыда, но вышел в гостиную и тотчас вернулся. Нет, идти туда страшно. Смотреть, как горит твой многолетний труд, невыносимо. Кстати, работу Давыда можно проверить и отсюда.

Он подошел к изразцовой стенке печи и пощупал ее ладонью. Она была уже тепла.

Внизу послышался звонок. Радищев, подумав, что это явился Царевский, поспешил в сени. От открыл двери, увидел на крыльце сидельца из лавки Зотова и вышел к нему.

— Вы хотите что-то сообщить? — спросил он.

— Да, господин советник, — сказал сиделец, — есть новость. Герасима Кузьмича выпустили. Он показал, что пятьдесят экземпляров вашей книги получил от какого-то купца. Просил вас заявить, что они у вас пропали. Об авторе он сначала молчал, а потом сказал, что догадывается, кто написал.

Радищев понял, что Зотов путается в своих показаниях и что ни на какой сговор с ним идти нельзя.

— Любезный, — сказал он, — я сам лично отдал вашему Герасиму Кузьмичу двадцать пять экземпляров. И только. Никакого похищения не было. Так и передайте хозяину.

— Слушаюсь, господин советник.

Радищев вернулся в кабинет, но не успел еще обдумать новое всплывшее обстоятельство, как опять послышался звонок. Пришлось опять спуститься вниз. На сей раз действительно явился Царевский. Радищев привел его к себе и рассказал ему о визите сидельца.

— Да, слабоватым оказался наш Герасим, — сказал Царевский. — Конечно, вам надобно стоять на своем. Двадцать пять экземпляров, и никаких.

— Вот именно. Все проданные экземпляры будут вылавливать, и если я докажу, что отдал Зотову только двадцать пять, пятьдесят близнецов наших останутся жить. Жить и делать свое дело. Александр Алексеевич, час мой уж совсем близок. Мне надобно спешить. Зайди, пожалуйста, в камердинерскую, я туда не могу. Попроси Давыда, пускай скажет кучеру, чтоб заложил лошадей. Поеду на мызу и заверну к Воронцову. Да запихни в печку у Давыда вот это. — Радищев подал сверток с черновиками.

Царевский вышел и вскоре вернулся, пораженный увиденным. Он молча уставился на друга.

— Так надобно, дорогой, — ответил на его немой вопрос Радищев.

— Значит, все погибло?

— Отчего же все? Семьдесят шесть экземпляров продано, больше десятка роздано. Все не соберут и не сожгут.