«Мы видели, что церковь стимулировала появление ересей, указывая на них и проклиная. Но мы также должны добавить, что церковь, карая, поскольку речь шла об охоте за людьми, создавала целый арсенал, который затем обретал собственную жизнь и который часто оживлял ереси, казавшиеся побежденными. Историки должны обратить пристальное внимание на эти контрольные органы и специалистов, составлявших их персонал, которые часто были раскаявшимися и получившими прощение еретиками.
Преследуя и карая людей, церковь также порождала особый умственный настрой: страх ереси, распространенное среди верующих убеждение, что ересь лицемерна, поскольку она скрытна, и, как результат, то, что она должна быть выявлена любой ценой и любыми средствами. С другой стороны, подавление ереси провоцировало различные способы ее проявления в качестве инструмента сопротивления и контрпропаганды; и действовали они очень долго... Позвольте нам также показать, гораздо более открыто, политическое использование ереси, еретических групп в качестве козла отпущения, в любых желаемых смешениях в каждый данный момент»[1-9].
Этот анализ, относящийся к Средним векам, звучит так, словно разговор идет о сталинизме и его «чистках». Преследование ереси являлось основной составляющей стратегии Сталина и становления его культа. Использование термина «культ» в том же значении, как, скажем, в католицизме и православии, оправданно. И не только потому, что речь идет не просто о приписывании сверхчеловеческих качеств верховному правителю. А также вследствие факта, что фундаментом технологического построения данного культа являлось преследование «ересей», которые, конечно же, изобретались и подавались Сталиным таким образом, будто бы система не могла выжить без такого фундамента.
Демоны мщения и кары, выпущенные на еретиков, словно сторожевые собаки, на самом деле представляли собой оптимальную психологическую и политическую стратегию оправдания массового террора. Другими словами, террор не был результатом существования «еретиков»; «еретики» были выдуманы, чтобы оправдать террор, нужный Сталину.
Параллель с церковными стратегиями станет еще более очевидной, если мы примем во внимание, что Троцкий был идеальным воплощением так называемого вероотступника для множества людей - верующих, безбожников, националистов и т. д. Одобрение его уничижения было данью лести и поклонения Сталину.
Закоснелая ненависть к Троцкому даже после распада Советского Союза оказалась чрезвычайно распространенной среди современных сталинистов, националистов, антисемитов и мракобесов. Возможно, стоит задаться вопросом: не правильнее ли считать эту ненависть квинтэссенцией ненависти к «еретикам», «чужакам», свойственной социализму в целом? А может, она была присуща и интернационализму? Или антисемитизму? Внимательное изучение аргументов приверженцев Сталина показывает, что именно делает Троцкого столь ненавистным для многих представителей советской идеологии, которые редко подходили к тому или иному факту хотя бы с минимумом беспристрастности.
