— Я разговаривала с Хайди... Ощущала ее присутствие...
Джон невольно вздрогнул. Он столько ждал, пока пройдет горе... Потому и оставил жену наедине с собой. И вот — горе и одиночество повредили разум Джоанны. Он подошел к ней, крепко обнял за плечи, заглянул сверху в бледно-голубые бездны и — не увидел дна.
— Хайди мертва, — как ни старался Джон, голос его осекся. — Наша дочь мертва-а. Пойми же — что бы ты ни делала или ни говорила, ничто не способно вернуть ее нам.
— Конечно же, она мертва, — прошептала Джоанна, высвобождаясь из объятий мужа. — Тебе ли не знать, ты же убил ее.
— Нет! — Джон замотал головой. — Это был несчастный случай...
— Но ведь ты предложил поехать на озеро! Ты предложил...
— Замолчи! — возопил Джон и что есть мочи сжал кулаки, чтобы оборвать свой крик. Три месяца он беспомощно наблюдал, как жена все больше замыкалась в себе, уходя от него по тропам, недоступным ему. Три месяца наблюдал, как она сооружала маленькие алтари и разговаривала сама с собой. — Прекрати немедленно! Да хоть ты заревись, ведь ни чуточки вокруг не изменится. Обвиняй меня, если тебе так нравится, но не веди себя как безумная дура! Прекрати калечить себя, да и меня заодно! Ты что же думаешь — я по ней не страдаю?!
Нежный голос Джоанны стегнул по мужу, словно раздвоенный кончик кнута:
— Ты никогда не любил ее слишком уж сильно, Джон. Думаешь, я этого не знаю?
Джон не сразу распознал чувство, которое захлестнуло его — то был ужас. А женщина, вселившая ужас, стала теперь для Джона совершенно чужой. И все же он любил ее — или память о ней.
— Джоанна, — как можно мягче произнес Джон, — я хочу, чтобы ты показалась врачу.
— Психиатру?
— Да, — Джон всячески старался говорить непринужденно, — И, может быть, тогда мы сумеем расправить плечи и наша жизнь как-то образуется...
— Нет, — прошептала Джоанна, метнув на мужа острый взгляд. — Со мной ничего не происходит.
Джон коснулся руки супруги. Она не отстранилась, но он почувствовал, как напряглись ее мышцы.
— Расскажи мне, кому ты передала деньги.
— У тебя же есть вырезки, — сказала Джоанна и отвернулась к окну.
— Говоришь, что с тобой ничего не происходит, а сама отдала три тысячи шайке мошенников. По-твоему, это нормально?
— Не смей называть их мошенниками!
Внезапная страстность в ее голосе заставила Джона отступить на шаг. Безвольно опустив руки, он стоял и смотрел, как жена принялась ходить взад - вперед по комнате, нервно закуривая сигарету за сигаретой. Ощущая свою полную беспомощность, Джон втиснул кулаки в карманы и стал ждать, пока уляжется ее возбуждение. Разве на него не давила тяжесть невозместимой потери бесценного сокровища? И разве сокровище — и потеря — не принадлежали и ему?
