Рассказы. Том 4. Фатализм | страница 8
Колдун. Старик — настоящий колдун! Своим всевидящим взором он прочёл в глазах Люка все сокровенные тайны. Дядя Лайонел — истинный колдун, и вот тому очередное неоспоримое доказательство. Что-то из давно прочитанного всплыло в памяти племянника. «Не оставляй ведьму в живых…»
Люк попытался заговорить, но сквозь плотно сжатые губы прорвался лишь слабый сдавленный всхлип. В уголке его рта выступила капелька пенной слюны.
— Ты дурак, Люк. — Снисходительное презрение слышалось в дребезжащем голосе старика. — Ты суеверный надутый дурак, как и всё твоё племя. Только я, считавшийся в семье паршивой овцой, дерзнул избавиться от слабости в нашей крови. Кому-то свойственна гениальность, а кому-то деградация. Твои праведные предки были белыми овцами, скудоумно блеющими со своих соборных кафедр. Я — чёрная овца, и у меня хватило смелости познать, что любая из белых овец может быть возложена на жертвенный алтарь в обмен на великие тёмные дары. И теперь ты, последняя декадентская маленькая беленькая овечка, думаешь избавиться от меня.
Дядя Лайонел злорадно рассмеялся, и племянник понял, что старик взбешён до умопомрачения. Люк тоже злился, а ещё чувствовал, что с ним происходит что-то плохое; им внезапно овладел ледяной озноб, превращающий тело в неповоротливую глыбу льда, а в горле возникло болезненное ощущение игольчатого покалывания. Он ахнул:
— Ты отравил меня?!
— Я принял определённые меры предосторожности. Яд? Нет, ничего подобного; это не твой глупый трюк, а результат моих многолетних опытов по изучению природного механизма умирания. Знаешь, что такое столбняк, Люк?
Племянник молчал, с ужасом уставившись на своего дядю.
— Полагаю, что нет. Это состояние абсолютной неподвижности, характеризующееся затвердеванием мышц, как при трупном окоченении после физической смерти. — Лайонел Холланд торжествующе улыбался, постукивая по деревянным подлокотникам кресла сухими пальцами. — Интересно, какой яд ты положил в мой бокал? Стрихнин? Ты знаешь, он вызывает схожий кратковременный эффект. Однако экспериментальным путём я обнаружил более интересный препарат, вызывающий прижизненное окоченение — мышцы костенеют при жизни, а не после смерти. В итоге тело будет сковано полнейшим параличом. Но не мозг, Люк. Ты сможешь всё видеть и слышать совершенно ясно, когда тебя станут укладывать в гроб.
Сдавленное животное рычание вырвалось из горла Люка. На мгновение он перестал контролировать себя; перестал быть Люком Холландом, человеком XX-го века. Он превратился в фанатика-пуританина, искореняющего порочную грязь колдовства, проклятую Священным Писанием.