Время от времени боль чуть отступала, и возникали ощущения — разум мой словно существовал сам по себе, плавая в каком-то дурмане отрешенности. Это чувство не вызывало протеста — все, что заглушало мысли, я мог только приветствовать.
Мне казалось, что я лежу на спине в каком-то помещении, хотя полной убежденности у меня не было. Кроме этого смутного ощущения и боли, я ничего не чувствовал. Однако позже мне начало казаться, что моя голова лежит на подушке.
Я попытался крикнуть и ничего не услышал.
Очень долго меня не оставляло подозрение, что со мной случилось что-то совершенно ужасное и несправедливое.
Как долго?
Дни? Недели? Я не понимал даже этого и только чувствовал, что времени прошло очень много.
Мысли мои снова и снова возвращались к аварии. Может быть, такова смерть? Этот бесконечный дрейф сознания в черной безмолвной пустоте, сохранившей лишь боль расставания с жизнью? Порой я действительно в это верил. Но иногда вдруг чувствовал, как мне на лоб ложится чья-то невидимая рука.
Видеть…
Может, я ослеп? И оглох?
От этих мыслей хотелось кричать. Но если я кричал, то все равно ничего не слышал.
Мрак и безмолвие.
Постепенно боль унялась. К тому времени я уже прошел через периоды паники, кошмарной иррациональности, уныния, летаргии, отчаяния. Случалось, я не мог догадаться, когда сплю, а когда бодрствую. Я знал, кто я, но не понимал, где нахожусь и сколько прошло времени.
Все это изменила пища. Зачем нужна пища бесплотному духу? Мне осторожно открывали рот и вливали туда — видимо, из пластиковой бутылки — бульон. Я давился, какое-то время задыхался, но в конце концов глотал.
Именно это ощущение позволило мне наконец понять, что я в больнице — ослепший, оглохший, парализованный. Даже странно, как такое ужасное озарение может — хотя бы и недолго — сопровождаться чувством облегчения. Но по крайней мере я узнал, где нахожусь, и понял, что обо мне заботятся. Все мои мрачные метафизические предположения растаяли без следа. Я жил, и меня лечили. Теперь я даже мог надеяться на выздоровление…
Ход времени я замечал по кормлениям и, как мог долго, отгонял от себя мысли об аварии. Но в конце концов пришлось думать и об этом.
Живы ли родители? Может быть, мы лежим на койках, стоящих совсем рядом, или… Если они живы, каково их состояние? Как у меня? Я снова и снова прокручивал в памяти катастрофу. Может быть, я пострадал меньше, потому что сидел на заднем сиденье? Или наоборот — машина перевернулась и мне досталось больше всех?..
