Этот дождь решает всё | страница 89
Господи, я втюрилась в Соломинцева. Что теперь?
В итоге на работу я пришла выжатой как лимон и едва не засыпала на столе все утро. Слегка взбодрить меня смог только Марков, появившийся в обеденный перерыв с чашкой ароматного кофе. Счастливый Ромка вручил ее мне, похвастался появившейся парой свободных минут и, собственно, приступил к тому, ради чего и пришел, – к расспросам о вчерашнем. Пришлось снова врать: улыбаться и уверять, что все прошло отлично.
– Уверена? – Обмануть Маркова было сложно, он видел меня насквозь. – Лапуся Соломинцев хорошо принял?
Интересно, а Ромыч действительно ничего не знает? Сомневаюсь, что друг ему не рассказал. Хотя… это же Соломинцев.
– Он и не принимал, я с порога вручила пакет и ушла.
Правильно, не принимал. На этот раз я не солгала, а просто немного недоговорила о поцелуе. И о том, что сама не заметила, как по уши втрескалась. Я одновременно радовалась, что убежала, и корила себя за это. Что Стас собирался сказать? Что он имел в виду? Я могла бы остаться и задать все эти вопросы. Или скорее перевести первый поцелуй в горизонтальную плоскость? Потому что иначе, как побегом, то, что вспыхнуло между нами вчера, нельзя было остановить.
– Точно? Почему тогда на тебе лица нет?
Я с трудом заставила себя перестать кусать губы. Черт, Ромка! В кого же ты такой проницательный?
– Я за вас волнуюсь. На ком лица нет, так это на Соломинцеве. Более осунувшегося человека я в жизни не видала. Вы все заработались.
Более осунувшегося, сексуального и страстного. Я выдохнула, стараясь унять дрожь в руках и избавиться от соблазнительных картин в голове. Как от одного поцелуя я могла так предательски размякнуть и перейти от вечного недовольства Стасом к мечтам о нем? Не понимаю. Но, видимо, мечты давно прятались где-то в подсознании, просто ожидая момента, чтобы выбраться на поверхность. Не зря я уже столько раз рисовала портреты Стаса.
– Волнуешься – это хорошо. Мы, правда, заработались… Энжи, солнышко, а могу я тебя еще раз попросить об услуге? – Ромка умоляюще сложил руки у груди.
– О какой? – я подозрительно поджала губы. – К Соломинцеву больше не побегу.