И женщины смотрели. Облизывали пересохшие губы, томно закатывали глаза, нервно сжимали влажные ладони. Грезили. Представляли. Тонкие ноздри Терена дернулись, зверь учуял запах желания. И чувственные губы скривились в усмешке. Лишь на миг. Его слишком мало заботили женщины вокруг.
И тут же в желтизне глаз загорелся собственнический огонь. Значит, кроме женского желания, он учуял и мужское. Направленное на меня. Так тоже случалось всегда. На мне не было ни капли краски и совсем простая одежда, но природу не спрятать. Мужчины не могли оторвать взглядов от моего тела, лица, разметавшихся красных волос…
В воздухе разлился аромат снежного леса и немного – летних, пряных цветов…
На пятачке пространстве уже ни осталось никого, кроме нас. Другие пары давно сбежали, освободив танцпол. И круг людских лиц утонул за краем света. Здесь, внутри светлого кокона, были лишь мы, качающиеся на серебрянных волнах музыки. Были лишь руки, медленно сплетающиеся пальцы, легкие прикосновения… повороты. Взгляды. Дыхание, все еще со вкусом корицы и вина… разгорающееся в глазах желание.
Он не прижимал меня к себе, он старался вообще не касаться, лишь самыми кончиками пальцев. Чтобы отыграть у этой ночи еще немного времени. Ди-и-инь… бо-о-ом… поворот… мягкий изгиб тела, на коже не кожа – воздух… горячий, почти раскаленный. Ди-и-инь… бом! Волчья усмешка, сильные руки, и меховая шуба летит по воздуху прямо на белый снег… Ди-и-инь! Нет никакой шубы. И снега нет. Лишь круг света в затихшем, зачарованном клубе старого города в мире, где совсем нет магии. И снова пальцы чертят линии на спине, обтянутой тонкой футболкой, и снова как в первый раз… ди-и-инь!
И так хочется закричать. Закричать так громко, чтобы оглохли все эти люди, чтобы стало легче! Но я молчу. И даже почти улыбаюсь. Меня захватил танец, сплетение музыки, тел и света. Его – тоже. Я видела удовольствие в желтых глазах. Удивительно, но танцевали мы впервые… За столько лет бесконечности, за столько миров и жизней. Горячая ладонь прижимает сильнее, наши тела уже живут своей жизнью, говорят друг с другом. Волосы взлетают от слишком резкого поворота… я падаю… он не дает упасть. Конечно, он никогда не даст. Да и трудно это сделать тем, кто уже стоит на самом дне…
Танец оборвался. Резко, надрывно, болезненно. Замкнуло проводку, и аппаратура заглохла с мучительным стоном агонии. Свет погас, люди заволновались. А мы застыли в этой живой и беспокойной тьме.
