Для удобства работников склада и для того, чтобы избавить себя от необходимости ходить на базу и обратно, Керанс держал в отеле месячный запас консервированных продуктов, которые, в основном, представляли собой сгущенное молоко и сушеное мясо, фактически несъедобное без добавки деликатесов, хранившихся в глубоком холоде у Беатрисы. У нее имелся вместительный ящик с паштетом, филе миньон и другими приправами, но их хватило бы только на три месяца. После этого им придется ограничить свое меню супом из водорослей и мясом игуан.
Топливо составляло более серьезную проблему. Резервуары дизельного горючего в отеле Риц содержали немногим более пятисот галлонов, и этого хватило бы для работы кондиционеров в течение нескольких месяцев. Отказавшись от нескольких комнат, перестав использовать моторную лодку и подняв среднюю температуру в помещениях до девяноста градусов, он мог бы вдвое увеличить этот срок, но когда запасы горючего окончательно иссякнут, шансы восстановить их будут ничтожными. Все резервуары и тайники в заброшенных зданиях вокруг лагун были давно уже опустошены волной беженцев, в течение тридцати лет перебиравшихся к северу на моторных лодках и кораблях. Правда, на катамаране находился резервуар еще с тремя галлонами, но этого было достаточно лишь для тридцатимильного путешествия или для того, чтобы ежедневно ездить к Беатрисе в течение месяца.
Однако по каким-то причинам этот перевернутый подвиг Робинзона Крузо — пребывание в необитаемом районе без корабля, полного запасов и инструментов и потерпевшего крушение на рифах, мало беспокоил Керанса. Покидая отель, он, как обычно, оставил термостат на уровне двадцати шести градусов, хотя и сознавал, что топливо будет тратиться впустую; он не хотел даже минимально принимать во внимание опасности, которые будут подстерегать его после ухода Риггса. Вначале он решил, что это означает уверенность в том, что здравый смысл все равно победит, однако позже, гребя по спокойной маслянистой поверхности к выходу в следующую лагуну, он сообразил, что это его равнодушие является следствием решения остаться. Используя символический язык схемы Бодкина, можно было сказать, что он отказывается от тех необходимых условий жизни, которые выработало время цивилизации, погружаясь в прошлое, в необозримые дали времен, где каждый временной промежуток означает целую геологическую эпоху. Здесь минимальным промежутком времени становится миллион лет, и нормальное питание, равно как и одежда, столь же неуместны, как и для буддиста, погрузившегося в созерцание лотоса перед чашкой риса под покровом миллионоглавой кобры вечности.
