— Ступай!
Вандаль уже поднимался, Массакр и вовсе отделался всего лишь фонарем под глазом. Он направился к Полю, осмотрел его.
— Пустяки! Жгут, пожалуй, не нужен. Крупные сосуды не задеты.
Больше всех пострадал Бреффор: он лежал без сознания с пробитым черепом.
— Его нужно срочно оперировать, — заметил хирург. — В доме вашего дяди у меня есть все, что для этого необходимо.
Я взглянул на дом: он вышел из этого испытания с минимальными потерями. Часть крыши была снесена, окна выбиты, ставни сорваны, но все прочее, на первый взгляд, уцелело. Общими усилиями мы перенесли в дом Бреффора и Поля. Внутри все было перевернуто вверх дном, содержимое шкафов, столов, комодов валялось на полу. Кое-как мы поставили на место большой стол и уложили на него Бреффора. Вандаль взялся помогать Массакру.
Только тогда я наконец вспомнил о своем дяде. Дверь обсерватории была открыта, но никто оттуда не показывался.
— Схожу посмотрю, — проговорил я и, прихрамывая, вышел.
Не успел я завернуть за угол, как наткнулся на садовника, папашу Ансельма, о котором я совершенно забыл. Все его лицо было в крови. Отправив его на перевязку, я доковылял до обсерватории и поднялся по лестнице. Под куполом, возле большого телескопа, не было ни души. В кабинете выглядевший слегка ошеломленным Менар возился со своими очками.
— Где мой дядя? — прокричал ему я.
Протерев окуляры, он ответил:
— Когда это произошло, они уже собирались выйти, так что, где они сейчас, я не знаю...
Выбежав наружу, я принялся кричать:
— Дядя! Мишель! Мартина!
Ответом мне стало чье-то «эй!». Обогнув груду сошедших с горы камней, я увидел дядю, который сидел, привалившись спиной к обломку скалы.
— У него вывихнута лодыжка, — пояснила Мартина.
— А где Мишель?
Несмотря на обстоятельства, я залюбовался округлостью ее плеча под разорванным платьем.
— Пошел за водой к ручью.
— Ну, как вы все это объясните, дядя? — спросил я.
— И что я должен тебе сказать? Сам ничего не знаю. Как там остальные?
Я рассказал ему, как обстоят дела.
— Нужно спуститься в деревню, посмотреть, что там... — сказал он.
— К несчастью, солнце уже садится.
— Садится? Да нет же, встает!
— Солнце заходит, дядя. Еще минут десять тому назад оно висело гораздо выше.
— А! Так ты говоришь об этом жалком медном фонарике? Оглянись-ка лучше назад!
Обернувшись, я увидел над порядком осевшими горами сияющий голубоватый шар. Глаза меня не обманывали: мы находились в мире, где было два солнца.
Мои часы показывали десять минут первого.
