— А ху-ху не хо-хо, — раздалось ей в ответ. Манька фыркнула и нагнула голову, чтоб спрятать улыбку. — Выучились, лярвы!
— И вашу кодлу кое-чему выучили, — сказала хорошенькая москвичка Танечка и сняла с себя клок вырванных в драке волос. К тому времени, когда Надя окончательно оклемалась и способна была даже шутить, о потасовке напоминала только непривычная тишина. Переговаривались шепотом, словно в доме покойника.
— А нож куда дели? — тихо спросила Надя. — Найдут во время шмона, плохо будет.
— Ирка его в окно выкинула.
Однако Космополитке драка на пользу не пошла. Ладони ее рук, обожженные о трубу, покрылись волдырями и нестерпимо болели. Она металась и тихонько стонала. Надя поминутно прыгала вниз и скребла снег из-под двери, прикладывая к обожженным ладоням, пытаясь хоть как-нибудь утихомирить боль.
На утренний «молебен» Космополитка подняться не смогла.
Едва откатилась дверь для утренней поверки, блатнячки загорланили наперебой:
— Тиф, тиф у нас, гражданин начальник!
— Молчать! — гаркнул конвоир. — В чем дело? — обратился он к Ольге Николаевне. Все начальники обращались с вопросами только к ней. Высокая, представительная женщина с милым и добрым лицом, видимо, больше других внушала доверие.
— Девушка у нас тяжело заболела.
— Что с ней?
— Тиф, тиф, изолировать ее надо! — со всех сторон закричали блатнячки..
Конвоир вопросительно посмотрел на Ольгу Николаевну.
— Я не врач, но ничего удивительного, что тиф… — Она еще что-то хотела добавить, но он уже ее не слушал. Быстро кое-как просчитав зечек, он на этот раз даже не стал колотить стены и пол кувалдой, а поспешил убраться восвояси вместе с напарником и раздатчиком.
— Во, гадье, рванули, тифа испугались, — пропищала вслед Пионерка.
— Испугаешься, пожалуй, как в бушлатик деревянный оденут, — пробасила Манька Лошадь.
После «побоища», как сказала Света, уголовный мир заметно притих и, даже наоборот, предпринял попытку к примирению. Спустя день-другой к Наде подсела Амурка, маленькая воровка с голубыми, невинными глазками и целой шапкой золотистых кудряшек — фаворитка и шестерка Маньки Лошади, и, как ни в чем не бывало, улыбнулась ей.
— Ну, ты молодец! Очка — через — очка, вышла девочка! Здорово тебе попало. Манюня думала, ты вертухаям просексотишь.
Надя промолчала. А что было ответить? Она равно не любила и вертухаев, и блатных, и фраеров — весь этот чуждый ей мир.
— Куда перышко дели? Ножик…
— В окно бросили.
— Чего ты с ней разговариваешь? Гони ее, — посоветовала Света.
