Воспоминания о передвижниках | страница 19

Рафаэлю. Обедали на Неве, на барке, где давали за шесть копеек щи с кашей без масла и за восемь копеек — с кашей на масле. Там же обедал и прославившийся уже, выходивший тогда на конкурс Е. Сорокин^>[13], к живописи которого мы относились с благоговением. Однажды мы не утерпели и обратились к Сорокину с вопросом: „Скажите, на каком масле вы пишете свои этюды так, что они у вас не тускнеют?“ Сорокин, уплетая кашу, ответил: „На всех маслах“».

Режим в Академии был жестковат. Ректор и профессора держали себя «олимпийцами». В то время ректором был Бруни^>[14], автор «Медного змия». К нему студенты приносили свои эскизы прямо на квартиру, чтобы не беспокоить его, заставляя выходить в мастерскую. Ставили работы на пол и с трепетом ожидали суда. Однажды произошел казус с одним вновь поступившим в Академию поляком. Вместе с другими он вошел впервые в гостиную ректора, поставил свою работу и галантно протянул руку ректору. «Это не требуется», — важно произнесла ректорская персона.

Академию Мясоедов, видимо, окончил хорошо, так как жил и работал потом в Италии, вероятно, как стипендиат Академии^>[15]. За границей русские художники-стипендиаты чувствовали себя привольно.

Из воспоминаний Мясоедова об Италии видно, что и он проводил там время не хуже других русских пенсионеров Академии.

Новые тенденции в искусстве, главным образом в литературе, привели вернувшегося из Италии Мясоедова с академического русла в Артель, организованную Крамским, где для живописи уже был намечен новый путь — с отражением литературных тем.

В картинах Мясоедова чувствуется его гражданственность, отражение современности с определенной окраской народничества, пропитавшего все передовые слои общества.

Таковы его «Чтение манифеста», «Земство обедает», «Самосожжение»^>[16]. В них отразился Мясоедов — шестидесятник, выполнявший заказ на современные литературные темы; но в Третьяковской галерее есть и другая его вещь, без всякой предвзятой тенденции, — вечерний пейзаж: рожь, на вечернем небе край уходящей тучи. По меже бредет одинокая фигура нищего^>[17]. Картина полна глубоко пережитого искреннего чувства; в ней поэзия, и ее все помнят. Она подкупает и заражает зрителя мирным, общечеловеческим чувством. По этой картине можно судить, что Мясоедов был не только думающим публицистом, но и молодым, глубоко чувствующим художником.

Думается, что тенденциозные идеи, которые проповедовал Мясоедов, станут несовременными и выдохнутся; то, чему учил Мясоедов-гражданин, отойдет в прошлое, но то, что пропел Мясоедов — художник-поэт, останется навсегда неотъемлемой частью души человеческой, как нечто вечное.