Приходится сожалеть о том, что многие произведения Минченкова до нас не дошли. Возможно, в их числе оказались бы и вещи более значительные, но от каких-либо суждений на сей счет, неизбежно произвольных, лучше воздержаться.
Прочное место среди увлечений Минченкова, человека разносторонних способностей, занимала музыка. Вполне профессионально владея скрипкой, он неизменно принимал участие в музыкальных вечерах, которые устраивались передвижниками в товарищеском кругу. Позднее, в Майкопе, выступал в публичных концертах, а в Каменске-Шахтинском даже преподавал музыку в педагогическом техникуме и руководил любительским симфоническим оркестром, который пользовался в городе большой популярностью. «Здесь в прошлые годы, — писал Минченков в одном из писем>[5], — я собрал маленький оркестр и дал 25 показательных концертов. Дело довел до симфоний Моцарта, Бетховена и Чайковского на удивление приезжающим из столиц. Переписал 300 нотных листов и сделал массу переложений…»
Пробовал он свои силы также в области скульптуры. Имеются сведения (подлежащие, впрочем, уточнению), что в 1921 году в Майкопе Минченковым и местным скульптором Чикельдиным был сооружен памятник Жертвам Революции, а в 1930-х годах в Каменске-Шахтинском на центральной улице был установлен выполненный им с помощью его учеников памятник В. И. Ленину.
И наконец, совершенно очевидна литературная одаренность этого содержательного и интересного человека, неопровержимо засвидетельствованная его книгой.
Воспоминания писались Мннченковым в последние годы жизни. О начале работы над ними он упоминал в письме И. Е. Репину от 20 мая 1927 года: «Мои качества состоят лишь в том, что я горячо любил не только искусство, но всех и все, что с ним было связано. И сейчас… я восторгаюсь даже самым малым из среды наших товарищей передвижников… А о больших товарищах я много и много помню и начинаю даже писать…» Годом позже (15–28 июля 1928 г.) он говорит об этом подробнее: «У меня под напором советов от разных лиц, интересующихся искусством, явилась горделивая мысль: написать воспоминания о художниках-передвижниках. Пусть это будут мелочи из их жизни, но часто в них вырисовывается лицо художника-товарища. Ведь были же интересны „Мелочи архиерейской жизни“ Лескова? Насколько же интереснее должны быть мелочи громадных художников. Вы скажете, что первые интересны от таланта Лескова, от его языка, но я верю и в то, что „правда возвышает язык“… а так как я лгать не буду, то и в моих записках, может быть, окажется что ценным. Много материала, собранного мною в Москве, погибло, и приходится возобновлять все в памяти. Я со многими сталкивался, и многие передо мной стоят, как живые. Вот только бы суметь передать в слове. Писание облегчается тем, что я ни от кого ничего дурного к себе не встречал и никого не могу упомянуть худо, а хорошего для всех наберется много…»
