— Андрей идет! — крикнула она в смятенье.
В раскрытую дверь врывался ветер, задувая закоптившую лампу; к ногам полз холод. Во мраке сада, действительно, кричала сова…
IV
С террасы, топоча, входили люди, много людей, и заученно остановились две шеренги, образуя как бы галерею масок человеческого падения. Охваченных предчувствием еще большей беды, никого из нас не поразила фантастичность стрекулистского появления. Все они были разукрашены — кто маскарадным бантиком, кто бумажным цветком, а некоторые — расписаны сажей и мелом под чертей, но с дурацким неправдоподобием; у одного, неказистого, но самого молодого, торчали сквозь шляпу деревянные рожки, а позади непотребного балахона болтался мочальный хвост: я пожалел его загубленную юность. Однако все мы глядели мимо них, в шумливый мрак ночного сада, откуда должен был явиться Андрей. Василий Прокопьич сделал слабую попытку подняться, но в ту же минуту, спокойный и трезвый, быстро вошел Андрей. Анна Ефимовна шагнула ему навстречу, словно стремилась защитить старика от нападения, хотя за спинкой пустынновского стула, немирный и каменный, стоял Яков. Улыбка Андрея остановила ее на полпути.
— Анд… Андрю… — простонала она, но смешалась и отступила.
— Не узнаешь, мать? — сдергивая шляпу с себя, спросил Андрей.
— Не узнаю, Андрюшечка.
Все еще держа улыбку на жестких своих губах, Андрей остановился посреди комнаты. То был сильной и иронической рукой склепанный человек, отцовского роста и примет; короткие штопаные брючки стрекулиста не делали его смешным, маскарад его был маскарадом крайнего разочарования. Гордый лоб, нависший над глазами, при иных условиях мог бы угрожать мещанскому благолепию нашего городка, но Вощанск-то и отравил мужественную его смелость. Впрочем, и отравленный насмерть, он мог еще смертельно покорять. Беглый взор его столкнулся с тусклым взором Суковкина, и Андрей, мне почудилось, даже кивнул ему. Затем Андрей решительно подошел к отцу и пытался взять его руку.
— Не дам, не дам… — шептал Василий Прокопьич, уже выкручивая свою руку из Андреевой.
— Я поцеловать хочу твою руку, отец! — молвил сын, но улыбка его явно противоречила высказанному намерению. — Да ты дрожишь весь!
— Холодно, Андрюша, холодно… стар, — бормотал Пустыннов.
— Так тебе холодно? — приподымая бровь, спросил Андрей.
— Не бей меня! — вскричал старик. Тогда Яков вышел из-за стула.
— Поосторожней с отцом, Андрей, — сказал он и отпихнул брата в грудь.
