Секретный пианист | страница 13
Психолог на секунду замолчал, глубокомысленым взглядом посмотрел мне в глаза и продолжил:
— Для начала хотелось бы, чтобы вы проанализировали свои возможности самостоятельно. Есть еще вопросы?
— Сегодня больше нет.
— Хорошо. Тогда вернемся к нашей основной теме. Что нового вы узнали о своих предках?
Уже собираюсь рассказать о портрете, но медлю, не могу сообразить, с чего начать и вдруг спонтанно принимаю решение — не говорить. Почему? Ведь передо мной друг? Тем не менее, качаю головой.
— Пока ничего.
Рано рассказывать новости. Сначала нужно убедиться в достоверности легенды.
— Отсутствие результата, как ни удивительно, тоже результат, — отвечает психолог, — подождем, что вы увидите в следующий раз. А сейчас поговорим о вашем детстве. Вспомните самый яркий эпизод, связанный с ним. Что более всего отложилось в памяти?
В ответ пожимаю плечами:
— Обычное детство. Росла и воспитывалась как все другие дети — по коммунистическому стандарту.
— Быть не может, — не отстает психолог, — каждый человек невольно запоминает значимые эпизоды.
Напрягаю память и извлекаю оттуда несколько действительно ярких картинок:
— Прежде моя семья жила в Калининграде — бывшем Кенигсберге — столице Восточной Пруссии. Отец — кадровый офицер связи, родом из Ленинграда, мама — литовка, выросла в Вильнюсе, всю жизнь работает сметчицей на стройке. Познакомились родители в Калининграде. Правда, я родилась в папином родном городе. Так хотели мой дедушка и бабушка. Они надеялись, что после окончания службы их сын вернется обратно в Питер.
«Нечего тебе с семьей на неметчине жить!» — постоянно твердила бабушка во время очередного нашего приезда. Отец не обижался. У людей, переживших войну, сложилось свое, отрицательное мнение о Калининграде… Замолкаю на минуту и вспоминаю дальше. В голове потихоньку всплывают эпизоды из детства, о которых я начинаю рассказывать: центр города, застроенный только в районе Ленинского проспекта и улицы Багратиона. Пройдя за угол буквально пятьсот метров, натыкаешься на полуразрушенные немецкие дома и кирхи. Мест, где можно вольно гулять, предостаточно. Перемещаюсь по городу с друзьями без всяких препятствий. Мы — вездесущие дети, быстро изучили все ближайшие старые подвалы и перекинулись дальше — в Кафедральный Собор, где в склепе, облицованным светло-розовым мрамором и огороженным массивными цепями, покоится великий философ немецкой нации Иммануил Кант. Вместе с ватагой мальчишек я проникала везде — поднималась по винтовым лестницам, оставшимся целыми после бомбежки, гуляла по залам собора, с любопытством заглядывала во все углы, пытаясь найти клад. Страха не было, был только интерес ко всему новому и неизведанному. А лет мне тогда исполнилось всего ничего, примерно десять. — Я снова замолкаю.