Вика, Вам очень и очень трудно —
Вас обнимает слякотью утро,
пред Вами на шпалах дождливая осень.
Я понимаю — Вам трудно и очень.
Ваш карандаш над блокнотом растерян —
жизнь трудновата для нашего времени,
но Вы задумались: что же верно?
И Вы узнаете.
Я вам верю.
Быть прокурором человеческих судеб
трудно, но здорово!
И Вы им будьте.
Я сам растерян: одни вопросы.
В мечтах я Есенин,
в делах Маяковский.
Вика, Вика, мне вот что странно —
Вам бы сейчас целовать тюльпаны,
Вам бы охапками целыми розы
Получать от влюблённых смущённо розовых.
И Вам бы слушать рулады весенние,
подаренные, может, самим Есениным.
Мне очень жаль, Вика, что, встретив поэта,
У Вас одни беспокойства от этого.
Меня Вы назвали идеалистом,
но тот не поэт, чья душа не искриста,
и тот не поэт, чья строка боится
смело, не спрашивая, в жизнь протиснутся.
Вика, поверьте — в душе я Есенин.
Я очень люблю закаты, капели.
Луна побледнела, душою полна,
я видел это и сердцем понял.
Кричу я ветру сильнее дуй,
а ночью любимой шепчу: «Целуй».
И эта влюблённость совсем не мешает
мне в лузу вгонять биллиардный шарик,
чтоб каждый взрывался, летя ракетой.
Хочу я быть и борцом, и поэтом.
Вика, Вам очень и очень трудно.
Вас обнимает слякотью утро.
Пред Вами на шпалах дождливая осень.
Я понимаю — Вам трудно очень.
И всё же, Вика, я верю когда-то
Вы скажете: «Женя, ты прав, так надо».
Иначе, зачем мы живём на свете?
Ведь будут у каждого из нас дети.
И будем учить их всегда быть правдивыми.
Пишите, Вика.
Путь Вам счастливый!
