Дневник (Ее жизнь, миссия и героическая смерть) | страница 38
Но то презрение, которое испытывают к нему его бывшие товарищи, причиняет особенно сильную боль.
И, в конце концов, этот несчастный человек обращается к секелям в просит их сжалиться над ним и принять в свои ряды. И не было на свете более счастливого человека, чем этот учитель, когда он вернулся к своему народу и снова почувствовал себя венгром.
Разве нам не известны подобные образы среди евреев? Все те, что меняют свою веру, свой народ ради должности, ради туманных и несбыточных грез остаются оторванными и от христианской, и от еврейской среды. Ибо в ту минуту, когда человек выходит за рамки своей {85} национальной принадлежности, он теряет под ногами почву. И если даже ему посчастливится подняться и вознестись на разных этапах материального бытия, - у него нет пути в жизни. Его путь ведет к падению, к моральной опустошенности.
29.9.1938
Всеобщее возбуждение в мировой политике достигло апогея. Завтра последний срок для ухода из Судет. Только если чехи согласятся, не вспыхнет война. Трудно поверить в такую возможность. В последнюю минуту встретились Чемберлен, Гитлер, Деладье и Муссолини. Они пытаются "спасти" мир. Я уже начинаю верить в возможность войны.
Во всех концах света - мобилизации, подготовка. Очень возможно, что Джори оставил Францию. Жаль мне его, этого бедного ребенка, который должен сам решить свою судьбу в столь ответственной ситуации. Не исключено, что он приедет домой, а может быть, ему удастся перебраться в Швейцарию. А пока мы находимся в полной неизвестности относительно его благополучия и положения дел. Мама, понятно, очень нервничает. У каждого из нас есть о ком и о чем заботиться.
1.10.1938
Сегодня - "суббота раскаяния". Я должна была идти в синагогу. Вместо этого я сочиняла стихотворение, а теперь попытаюсь немного проанализировать свои поступки. С чего начать? Я {86} знаю, что часто ошибалась в минувшем году (но я не чувствую, что грешила). Я могу перечислить многие ошибки - но только по отношению к Богу, но и по отношению к маме и к самой себе, но я сейчас не в состоянии исповедоваться. Сильно мое желание как можно лучше относиться к маме, с гордостью нести свое еврейство, хорошо успевать в школе. О, если бы я могла верить в Бога и уповать на него всегда! Но есть дни, когда я не верю, и тогда я заставляю себя верить, хотя это не логично. Как хорошо тем, кто верует истово, сильно, всей душой! Но есть много колеблющихся. Чистой веры достигают, по-моему только путем размышлений и колебаний. О, как тяжело писать мне сегодня.