Открытые письма «архитектору перестройки» А.Н. Яковлеву | страница 21



Ну а что же предлагаешь ты при очередном своем «прозрении»? В этом и весь вопрос.

Этому и посвящен мой анализ.

Необходимы, впрочем, пояснения относительно эпистолярного жанра, избранного мной для обращения к тебе. Это действительно тот случай, когда пояснения сугубо личного момента не менее необходимы, чем основной ход мысли.

Дело в следующем. Когда М.Горбачев и ты начинали «перестройку», часто употреблялось заклинающее слово: «судьбоносность». Когда же «процесс пошел», но — не туда, все бодрящие слова быстро слиняли. Для меня же «судьбоносным» стал, как ни покажется это тебе странным, сам по себе эпистолярный жанр. И такое бывает! Привели меня к нему вполне объективные обстоятельства. Именно они, эти обстоятельства, в течение десятилетий заставляли меня сохраняться в качестве исследователя, а не конъюнктурщика.

Стал в определенный момент излагать свои взгляды и результаты исследований в письмах. Адресованы они в основном тем или иным высшим должностным лицам. Поступал так только потому, чтобы избежать цензуры.

Перед этим, правда, пришлось попасть под неусыпную слежку, осуществлявшуюся КГБ. Впрочем, об этом будет отдельный разговор.

Рассказывая обо всем этом, хотел бы все же осветить такой чрезвычайно важный момент: как конкретно складывалось в КПСС и советском обществе именно альтернативное социальное мышление и, главное, какое место в этом занимали тогда ты и я? В книгах своих ты исходишь из идеи, что, до того как бразды правления попали к Горбачеву и тебе, в обществе существовал застой также и в сфере духа. Особенно в политическом сознании. То, что это совсем не так, надо высветить. Кстати, ты ведь и сам признаешь, что лично тебя «разбудил», в 50-е годы, доклад Н.С. Хрущева о культе личности Сталина. Еретический XX съезд КПСС привел — и очень быстро — к благотворным переменам. По сравнению с их масштабами горбачевская и твоя «перестройка» — это слова, слова, слова... А раз лишь слова, то неизбежна и стихия. Она — главный итог вашей «реформаторской» деятельности. Но стихия — гибель любой идеи.

Впрочем, и это отдельный вопрос. Что же касается хрущевской поры, то она (при всех ее собственных изломах) сдвинула с места весь ледник сталинизма. И тогда-то у советских людей возникли проблески в понимании того, что сталинизм — это полнейшая противоположность истинному добру. Сталинизм — антипод любой демократии. Потому-то в 50-е годы пошла борьба не за капитализм, как ныне, а за «социализм с человеческим лицом».