Эта древняя методика, зародившаяся в Азии тысячи лет назад, выглядела довольно приятной по сравнению с мучениями восковой эпиляции. Я часто задавалась вопросом, какой это садист выдумал нанести горячий воск на чьи-то веки, а затем сдирать его вместе с многочисленными слоями кожи.
Мы радостно вошли в салон, чтобы появиться из него через тридцать минут с красными и пекущими физиономиями. По сравнению с тридингом восковая эпиляция – это почти отпуск на Фиджи. Тем не менее я любовалась бровями Лидии, которые теперь имели идеальную, элегантную дугообразную форму.
Нам обеим хотелось наилучшим образом выглядеть в нашу веселую ночь в городе. Микейла пригласила нас и Джина на контрданс, представляющий собой, по ее заверениям, простую форму народного танца, пришедшую с Британских островов. Музыканты играли рил и джигу, а в это время распорядитель показывал танцорам ряд движений, заставляя их двигаться по залу, исполняя замысловатые, похожие на упражнения по аэробике фигуры. Я заметила, что танцоры много улыбались и смеялись и зажигательно флиртовали друг с другом.
Это мероприятие проводилось в подвале церкви в Челси. На первый взгляд это выглядело абсолютно нормальным по нью-йоркским стандартам сборищем – до тех пор, пока я не заметила атлетически сложенную женщину в синем бархатном платье в пол и с серьгами со стразами в ушах, которая при более близком рассмотрении оказалась мужчиной с красивой ухоженной бородой. Контрданс оказался набором энергичных и сложных упражнений. Вскоре выяснилось, что в танцах я просто безнадежна и мне ничего не остается, кроме как сидеть, отдуваясь, и наблюдать за танцующими со стороны. У Лидии же не было отбоя от кавалеров, желающих пригласить ее на танец. Она принимала все приглашения, и я в восторге наблюдала, как она наслаждается происходящим.
Все, что мне оставалось, это выпивать в обществе себя самой, и за этим занятием я едва заметила подошедшего мужчину. Он был необычайно низкого роста, с угольно-черными волосами, уложенными параллельными линиями.
– И вы тоже ненавидите танцы, да? – спросил он.
Сев рядом со мной, он словно излучал угрюмость. Меня это не беспокоило. В нынешнее невыносимо положительное время я нахожу компанию меланхоликов освежающей.
– Я бы любила их больше, если бы была в лучшей форме, – ответила я.
Мы погрузились во взаимоприятное молчание. Боязнь грусти превратилась в глобальную фобию. Если кто-то несчастен, окружающие посылают его за антидепрессантами вместо того, чтобы сесть рядом и поговорить – а ведь в большинстве случаев это все, что человеку нужно. Без грусти жизнь была бы пресной и примитивной, как билборд на обочине. Мы бы не смогли оценить радость. Кроме того, все великие художники находят наслаждение в реках печали.
