Если бы я собиралась купить ей сумку, я бы выбрала что-то в соответствии с ее классическими вкусами – сдержанного бежевого цвета. Но Нью-Йорк оказал радикальное воздействие на мою дочь. Она пришла в восторг от сумки на ремне с рисунком под кожу жирафа и фурнитурой под бронзу. Ее лицо просияло, когда она сняла ее с крючка и, расстегнув молнию, увидела алую подкладку. Консервативная Лидия в нейтрального цвета балетках и кардиганах, купленных на благотворительных распродажах, превращалась в стильную тигрицу. Мы купили ее.
– Как ты думаешь, что сейчас делает Боно? – спросила она.
Я старалась не думать об этом.
– Наверное, отдыхает, – ответила я.
Мы поднимались и опускались по эскалаторам бесчисленное множество раз. К тому времени, как мы попали в отдел детской одежды, у меня болели ноги, голова шла кругом, как картошка в микроволновке. Несмотря на это, у меня еще хватило сил выбрать пару платьев для внучек.
– Ты не против забрать их с собой? – спросила я Лидию.
– А ты разве не хочешь привезти их сама и вручить девочкам?
Я не хотела сообщать ей, по крайней мере сейчас, что к тому времени, как мне надоест Нью-Йорк и я решу вернуться домой, мои внучки успеют закончить школу.
С чувством вины я направилась в отдел мужской одежды. Филипп всегда любил новые рубашки. Я перебрала стопку рубашек и выбрала щегольскую рубашку в красную клетку, отличный вариант для предстоящей австралийской зимы. Если я останусь в Нью-Йорке, ее будет невозможно передать лично. Однако ее можно легко упаковать и отправить ему по почте, которая как раз находится недалеко от Центрального вокзала.
– А как насчет Рамона? – окликнула я удаляющуюся Лидию.
Она непонимающе посмотрела на меня. Может, на самом деле между ними все было не так уж серьезно?
– Ты ничего ему не привезешь? – спросила я, показывая на светло-фиолетовую футболку. – Какой у него размер?
Лидия не знала.
– Может, такой, как у меня? – раздался голос цвета красного дерева.
Из-за футболки мне улыбался умопомрачительно красивый афроамериканец. Он приложил такую же футболку к своему атлетическому торсу.
– А какой у вас размер? – спросила я, разглаживая футболку на его мощной груди.
– ХL, – ответил он, мягко улыбаясь. – Но иногда просто L.
Я уже давно не думала о сексе. Странно, что не думать о нем может быть не менее привычным, чем думать о нем. Большую часть времени я не люблю думать о сексе. Это придает уверенности. Только с наступлением возраста, когда я на 99,99 % уверена, что никто не рассматривает меня в качестве сексуального объекта, я обрела свободу сохранять спокойствие в любой ситуации.
