Мила повозилась некоторое время у примитивного кодового замка, тот щелкнул, и дверь стала медленно открываться. Видимо не все контуры базы были обесточены, что не могло не вселять надежду. Дверь открылась наполовину, и замерла, приглашая внутрь.
Интересно там шлюз то хоть есть? А то зная этих фанатиков, можно ожидать чего угодно… О, все же есть, хоть и простой. Надписи на английской, китайском, русском и арабском — самых употребляемых в автократии языках, знакомят нас с правилами использования шлюза, но это и без них понятно. Пока я тут верчу эти проклятые механические рычаги, мне вспомнился один научный семинар, посвященной именно Евразийской автократии. Нам показывали фотографии, записи, воспоминания — мрачные унылые города, примитивные шахты и фабрики, занятые лишь переработкой ресурсов, практически опустившееся население, одурманенное религиозной ложью, огромная смертность, и над всем этим кучка финансовых воротил, распоряжающихся огромными средствами. Парадокс, но их технологическая отсталость, была намеренно создана власть предержащими под громкими лозунгами — «инновации», «нанотехнологии»… Вот я сейчас и верчу эти проклятые «нанотехнологии» и «инновации», весом килограмм в сто, чтоб им пусто было. До сих не могу понять, как они воевали с атлантистами?…
Наконец то шлюз сработал, и Мила свободно прошла в длинный коридор, заваленный каким-то летучим мусором. По показаниям датчиков скафандра, кислорода для дыхания на базе не хватало, а сила гравитации, создаваемая вращением астероида, не обеспечивала должного притяжения. Активировав магнитные захваты на ботинках, девушка бодро направилась в сторону предполагаемого нахождения командного центра, здраво рассудив, что все дороги на военной базе ведут именно туда. Архитектура и оформление базы резко отличалось от привычных Миле образцов архитектуры современного освобожденного человечества — низкие темные коридоры, утилитарное оформление, странные, порой даже уродливые плакаты, расклеенные по стенам. Словно само место должно было указывать людям тех лет на их незавидное, подчиненное положение, на никчемность и бессмысленность их существования. Мила нахмурилась и ускорила шаг.
Страшно подумать, но ведь это происходило не двести, не сто, а всего лишь пятьдесят лет назад. Как можно было так растоптать человека, сделать его игрушкой в руках капитала? Да что там — как человек мог сам со всем этим жить? Как мог не замечать глубины своего падения? Эх, тяжела доля историка… Наделаю-ка я снимков, еще и Дарье покажу
