— Вот наши апартаменты. Тесновато, конечно, но что поделаешь? Здесь все по комнатам живут.
Это не вполне соответствовало действительности. По комнатам жили в основном русские — наименее обеспеченные из иностранцев в Шанхае.
— А я где буду жить? — поинтересовался Гога.
— Пока у нас остановишься, потом найдем тебе комнату где-нибудь неподалеку.
Гога с сомнением огляделся еще раз, но промолчал.
— Завтра же пойдем поищем, — поняв его, сказал Кока.
Но назавтра решено было идти в университет. Сопровождать Гогу взялся Михаил Яковлевич, у которого в середине дня были два свободных часа.
— Далеко это? — спросил Гога, когда они вышли из дома, где жили Журавлевы. В тот день он обедал у них.
— Нет. Ходьбы минут двадцать. Если хочешь, можем поехать на рикшах, — предложил Михаил Яковлевич.
— Лучше пешком.
Журавлев ухмыльнулся. Хотя рикши были и в Харбине, русские ими почти не пользовались, и ему понятны были чувства Гоги.
— Теперь придется тебе, Гога, привыкать к рикшам. Здесь все ездят. Дешево и удобно, — объяснял Журавлев, сам, однако, рикшами редко пользовавшийся.
Они шли по тихой, уютной улице Рю Массне, обсаженной тенистыми деревьями и застроенной небольшими — двух-, реже трехэтажными коттеджами. Тут люди явно жили не «по комнатам». Потом свернули на более оживленную, но тоже чистую и уютную — как большинство улиц французской концессии — Рю Лафайет, а с нее направо, на Авеню Дюбайль.
— Вот твой университет, — указал вперед Журавлев. — Вон за тем домом. Это музей, он тоже университету принадлежит.
За музеем улица делала поворот под тупым углом, и сразу открылись большие четырехэтажные корпуса университета «Аврора», стоявшие среди огромных, столетних деревьев. Университет принадлежал католическому монашескому ордену.
Гога ощутил холодок в груди: вот место, где он будет учиться. Вернее, хочет учиться. Примут ли его? Как отнесутся к его харбинскому диплому? И хотя вопросы эти были давно выяснены и ответы получены удовлетворительные, Гогу все же охватило сомнение. А вдруг, выясняя, чего-то не учли?
Сидевший в будке у ворот китаец, бегло говоривший по-французски (лицо явно не духовное), объяснил, что надо повидать отца-канцлера, и указал на первый корпус, к которому вела короткая тенистая аллея.
После шумных улиц здесь было непривычно тихо: никто не кричал и не суетился, не слышно было шарканья многих ног по асфальту, возгласов рикш и уличных торговцев, музыки из динамиков. Мир и покой царили тут. Они проявлялись и в неторопливости фигур в черных сутанах, расхаживающих с четками или молитвенниками в руках по крытой галерее между корпусами, и в прохладе фонтана, и в благочестивом достоинстве, с которым поклонился им монах, прошедший навстречу. Казалось, будто ты попал не только в другой город, но и в иную эпоху.
