Осенью и весной опавшие листья сгребали в кучи и жгли. Листья сгорали медленно, и над каждой кучей долго курился дымок. Дымков было много, ветер то разносил их в стороны, то сбивал вместе, и тогда казалось, что сад надел серую шапку.
Теперь он весь был изрыт траншеями, у эстрады стояли соломенные чучела для обучения штыковому бою, слышались военные команды, но листья сгребали и жгли по-прежнему, так же курился дымок над садом, но стал он похож на пороховой, какой бывает при разрыве снарядов…
Лицо Лены погружается в темноту. Освещается игровая площадка. На садовой скамье сидит Е в г е н и й Г о р о в с к и й. Нетерпеливо посматривает в глубину аллеи. Увидел идущую к нему Л е н у. Встал.
Л е н а. Я опоздала. Прости.
Г о р о в с к и й. Тебе можно.
Л е н а. Отстояла очередь за селедкой. Мама в восторге! Будет суп из селедочных голов: «Карие глазки»! Почти поэзия! Написал бы об этом.
Г о р о в с к и й. Ты серьезно?
Л е н а. Вполне.
Г о р о в с к и й. Стихи должны быть как музыка! А писать о вобле, выбитых стеклах, подсолнечной шелухе на Невском? Извини…
Л е н а (помолчав). Шла сюда и встретила человека с очень знакомым лицом… По-моему, я его видела у Стрельцова…
Г о р о в с к и й. Ну и что?
Л е н а. В общем-то, ничего… (После паузы.) Знаешь, Женя… может быть, я ошибаюсь, но мне все время кажется, что за спиной Стрельцова стоит кто-то чужой. Стоит и нашептывает ему все речи, которые он потом произносит перед нами.
Г о р о в с к и й. Да ты что, Лена?! Так думать про Петра Никодимовича? Нет, нет!.. Ты ошибаешься, поверь мне! Какие там чужие? Стрельцов вне всяких партий, за молодежь, ты знаешь!
Л е н а (вздохнув). Ничего я уже не знаю… (Посмотрела на аллею.) Кузьма идет. (И крикнула.) Кузьма, идите к нам!..
К у з ь м а (подойдя). Наших не видели?
Г о р о в с к и й. Кого?
К у з ь м а. Ну, ребят заставских… комсомольцев…
Г о р о в с к и й. Не знал, что они уже «наши». К ним пришел?
К у з ь м а. Нужен я им… Так, посмотреть…
Г о р о в с к и й. Было бы на что! В солдатики играют!
К у з ь м а. А вы с голубыми флагами ходите! Речи говорите. Про братство, про красоту жизни… Люди на фронте смерть принимают, а вы цеха культуры какие-то придумали! Цеха-то они для работы, а не для болтовни!
Г о р о в с к и й. Погоди-погоди… Зачем же передергивать?
К у з ь м а. Не обучен. И не за картами с тобой сижу. А Стрельцов ваш сволочь!
Г о р о в с к и й. Как ты смеешь! (Он вскочил, сжал кулаки, двинулся на Кузьму.)
