. Что молчишь? Обиделся?
А н а т о л и й. Друг называется.
Ш у р а. Конечно, друг. Он же тебе в глаза говорит.
А н а т о л и й. Когда мы за звание боролись, такого раздрая в бригаде не было. А как присвоили — то не так, это не так!
Ш у р а. Не говори ты этого слова: «Присвоили». Не люблю я его!
А н а т о л и й. Все так говорят. И в газетах пишут.
Ш у р а. Ну и плохо! «Присвоить» — как будто чужое без спроса взять… Писали бы: «Наградить званием»!
А н а т о л и й. Беспокойный ты человек, Шурка.
Ш у р а. Найди себе спокойную и кисни с ней на здоровье!
А н а т о л и й. Да чего уж там… Мне без тебя не жизнь!
Ш у р а. Милый ты мой! Сказал! И слова нашлись человеческие!
А н а т о л и й. Ну, ладно…
Ш у р а. И застеснялся сразу. В цехе иногда такое брякнете — уши вянут! И ничего, не стесняетесь. А хороших слов стыдитесь. Почему, Толя?
А н а т о л и й. Не знаю. Пойдем куда-нибудь?
Ш у р а. А куда?
А н а т о л и й. В хронику можно… Или так просто походим.
Ш у р а. Пошли!
Шура и Анатолий уходят. Некоторое время на сцене никого нет. Слышно, как шумит за окном улица. Затем раздается стук в дверь. Пауза. Стук повторяется, и в комнату входит А л е к с е й. Увидев, что она пуста, поворачивается, чтобы уйти, но в дверях показывается рослая женщина в морском кителе. В руках у нее матрац, одеяло, подушка, простыни. Это т е т я Ф е н я — комендант общежития.
Т е т я Ф е н я. Ты к кому, парень?
А л е к с е й. К Малинину.
Т е т я Ф е н я. На кухне он. Сейчас явится. (Умело застилает постель и, ожесточенно ткнув кулаком в подушку, вынимает пачку папирос.) Спички есть?
А л е к с е й. Есть.
Т е т я Ф е н я (закурив). Видал когда-нибудь такое? Комендант общежития собственными руками непрописанному жильцу постель стелет! Видал?
А л е к с е й. Нет.
Т е т я Ф е н я. И не увидишь! Только у нас такое безобразие может твориться. Ты из татар, что ли?
А л е к с е й. Почему?
Т е т я Ф е н я. Шапку в помещении не снимаешь.
А л е к с е й (потянулся к кепке, но раздумал). На минуту я. Уйду сейчас.
Т е т я Ф е н я. Нет уж, сиди. А то мне твой Малинин опять за нечуткое отношение выговаривать будет. На сознательность бьет, а того не понимает, что за казенные вещи я в ответе! Считай, что шестьдесят три рублика из меня вычтут. В новом исчислении.
А л е к с е й. За что?
Т е т я Ф е н я. Вот за этот комплект. Они ведь что удумали — уголовника к себе в бригаду взять! Я говорю: вроде отошла эта мода с жуликами нянчиться. Смеются: «Парень, мол, симпатичный». Вы, говорю, хоть паспорт у своей симпатии отберите! Обидеть, видишь, боятся! А он ущучит белье и поминай как звали! Может быть такое дело?
