Эмма помахала рукой у нее перед глазами:
— Мэгги! Брайан задал тебе вопрос.
Если не считать малого веса, Мэгги имела удивительное сходство с покойной матерью: у нее были рыжевато-каштановые вьющиеся волосы Франсин Кляйн Альтер и точно такая же бледная россыпь веснушек на переносице. Но если Мэгги была миниатюрной, то Франсин имела крепкое телосложение (не плотное, не коренастое — крепкое), говорившее о твердости моральных убеждений. От отца, с которым Мэгги не хотела иметь ничего общего, она унаследовала слегка выступающий лоб. Форму их черепу, очевидно, придавали могучие удары мятущегося мозга.
— С ней все нормально? — спросил Брайан.
— Тебе надо поесть, — сказала Эмма. — У меня где-то завалялись кукурузные чипсы…
— Нет, нет, — замахала руками Мэгги. — Я не голодна.
— Точно?
Она кивнула. Подумаешь — легкое головокружение!
— Ага.
— Ну ладно. Что ж… Собирайся. Выходим через десять минут.
— Куда?
— Скоро узнаешь.
Мэгги окинула взглядом комнату. Раз в несколько минут кто-то отделялся от одной группы и переходил в другую, а от той группы в свою очередь непременно отделялся еще кто-нибудь. Состав компаний в гостиной без конца менялся, причем количество участников в каждой компании оставалось прежним: эта социальная термодинамика одновременно завораживала и отталкивала Мэгги.
— В том-то и проблема, — сказала она. — Все присутствующие куда-то движутся — из точки А в точку Б.
— В смысле? Мы идем в бар. Все вместе.
Мэгги вскинула брови:
— Только не надо сгребать меня в одну кучу со «всеми».
Эмма вздохнула:
— Здесь такие классные люди собрались. И умные! — Она пихнула Брайана в бок. — Брайан вообще гений.
Мэгги покачала головой:
— Не могу.
— Мэгс! У меня же день рожденья! — Эмма безнадежно улыбнулась. — Ты моя самая давняя подруга. Ну пожалуйста! Один разочек! Ради меня?
А вот это ей даже польстило — неужели она действительно знает Эмму дольше (а значит — лучше) всех? Но ведь понятно же, чем закончится дело. Она купит себе один коктейль за шестнадцать долларов и остаток вечера будет жалеть, что так потратилась. Вдобавок придется слушать беседы о том, почему первый год учебы в сто раз труднее второго, и отвергать ухаживания парней в одинаковых голубых рубашках.
— Извини, никак не могу.
Улыбка Эммы померкла.
— Можешь, но не хочешь. Зря ты все так усложняешь. Жить надо проще.
А вот и нет. Жизнь как раз трудна, причем почти для всех, а те, кому она дается легко, должны сознательно чинить себе трудности — иначе сгниешь изнутри. Мэгги не могла спокойно смотреть на веселье людей, которым было что терять.
