— Дай мне шанс. Прошу тебя. Там столько места. Прекрасные условия, не то что здесь. Очень уютно. Хороший район.
— Но моя жизнь — не здесь.
— А где?
— Везде! Берлин. Индиана. Я много где побывала.
— Не пора ли остепениться?
— Артур.
— Останься. Хотя бы ненадолго. Останься в Сент-Луисе. Тебе больше не придется жить в этой дыре. Больше никаких студентов, блюющих в коридоре. Будешь жить в настоящем доме на настоящей улице. Шуто-Плейс. Бывала там? Скорее всего, нет. А знаешь почему? Потому что это закрытый, охраняемый квартал, туда кого попало не пускают. Наш квартал!
— И дом принадлежит тебе?
— Да. Вроде того. Скоро он будет мой.
— Когда?
— После отъезда детей.
— Как так?
— Не забивай себе этим голову. Я все устрою. Обещаю.
— Даже не знаю.
— Подумай, сколько ты сэкономишь! Я знаю, как университет относится к своим сотрудникам. Переезжай ко мне — и тебе не придется платить за жилье ни гроша.
— Даже если я соглашусь, то не ради денег.
— Ну я же говорю: это бонус. Экономия — просто приятный бонус. Подумай об этом.
— Подумаю.
— Вот и славно. А теперь ешь семгу. Я же специально для тебя готовил.
На следующий день Артур впервые за много недель вернулся домой.
Его по-прежнему удивляло, что с 1996 года по 2013-й, год смерти Франсин, и потом еще несколько месяцев урывками, он жил здесь, здесь, в этом элегантном, самоуправляемом анклаве ученых, эстетов, переселенцев с Восточного побережья и людей, так или иначе связанных с университетом. На протяжении семнадцати лет его ноги ступали по мягким восточным коврам, а на ужин он лакомился кок-о-веном>{24} и запеченным картофелем фри марки «Ор-айда» (Франсин долго противилась этому сомнительному сочетанию, но в конечном итоге Артур победил). Семнадцать лет подряд он подолгу грелся в душе и ни разу не воспользовался одним полотенцем дважды (в крайнем случае он сперва прокручивал его в сушилке). О, комфорт! Лишь теперь, живя скромно и экономно — в соответствии со своими принципами, — Артур понял, насколько огромна была роль Франсин в создании этого комфорта. Два десятилетия подряд он пытался угодить и нашим, и вашим: ругал на чем свет стоит культуру потребления, но при этом с удовольствием пользовался материальными благами, которыми Франсин обеспечивала дом и семью. Без нее он бы не жил такой жизнью, не занимал бы этого дома.
Артур выключил двигатель и вышел на лужайку. Птичьи песни оглашали Шуто-Плейс. Он закрыл за собой дверь и зашагал по дорожке: ноги заново знакомились с особенностями ее топографии, с трещинками, колдобинками и прочими недоработками строителей. Артур замер над одуванчиками, вылезшими из трещины в плитке. Наклонился поближе. Зазубренные зеленые листья смотрели в небо, два желтых цветка чуть покачивались от его дыхания. Вполне простительно, попав в эдакую благословенную тишь, забыть на время об исторической подоплеке и социальном неравенстве и посвятить себя целиком разглядыванию сокровенных трещинок, пузырей и разрывов в родном асфальте.
