, сам он десять лет подряд ездит в лагерь «Брандл пайнс», самый старый из постоянно действующих лагерей Америки. Теперь-то, конечно, он уже вожатый, но сам лагерь не меняется: настоящий еловый рай на берегу теплого, сонного озера. «Там из мальчиков делают мужчин, — на полном серьезе добавил Чарли. — Папа все лето вкалывает в две смены, чтобы я мог туда ездить». Посреди главной поляны стоят два деревянных памятника юным брандловцам, погибшим на Первой и Второй мировой войне. Чарли рассказывал о лагере с сияющими глазами и искренним пиететом: о гребле на рассвете, о припорошенной иголками глади озера, о полном отсутствии расчетливых девичьих взглядов; о четырех столпах, на которых зиждилась жизнь «Брандл пайнс» (братство, природа, лидерство, тишина), об исключительном великолепии первозданной новоанглийской природы. На знамени, как выяснилось, был начертан девиз лагеря, просто на двери он целиком не поместился. Девиз звучал так: «Твой ближний — превыше всего».
— Круто, — сказал Итан.
— Ага.
Они подошли ко входу в общежитие. Чарли открыл дверь карточкой.
— А можно спросить, как тебя занесло в «Райтон»? Одно дело я… — сказал Итан. — Я-то сам захотел жить один. Но мало кто хочет. Вот я и подумал…
— Да меня просто кинули! — ответил Чарли. — Соседи-мажорики по коридору из прошлой общаги. Сказали, что можно будет взять на всех несколько смежных комнат, а потом в последний момент продинамили, мля, — сняли квартиру в городе! Трешку в Сентрал-Уэст-Энде. Ну, я такой: не, ребят, мне это не по карману. Там в ванной полы с подогревом, прикинь?
— Тупо, — сказал Итан.
— Ты ж не из таких?
— Это каких?
— Ну, не из богатых? А то тут одни сраные мажоры с Восточного побережья.
— Я вырос в Сент-Луисе, — сказал Итан, опустив название элитного жилого квартала, а потом с волнением и учащенным сердцебиением добавил: — А учусь тут, потому что родителям сделали скидку.
Чарли одобрительно кивнул.
То был первый из многих моментов истины для Итана Альтера, второкурсника. У него наконец появился человек, которому можно было излить душу. После занятий он приходил в невзрачную, скупо обставленную комнату Чарли и пил «Бад лайт». Они играли в «Гало» и болтали>{21}. Сидя рядом с Чарли перед телевизором, Итан начал рассказывать о наболевшем и сокровенном — и с удивлением обнаружил, что у его собеседника есть похожие истории. Например, оба в детстве имели проблемы с зубами (у Чарли были ретинированные клыки), оба выросли с ощущением, что не вписываются в семью. Итану пришло в голову, что он никогда еще не был так счастлив, как теперь, попивая дешевый лагер в компании простого паренька, почти еще мальчишки. Может быть, ему, прожившему четверть жизни в семье Альтер, именно этого и не хватало для счастья: никакого цинизма, никакого притворства, лишь невзрачная честность бытия.
