Когда кофе внезапно и сильно подорожал, что объяснили его неурожаем в Бразилии, мне отступать было уже поздно, да и некуда. «Я такая кофейница, такая кофейница, что чайницей никогда уж не стану», — говорила моя знакомая бабуля. Вот и я с годами стал полным и окончательным кофейником. В благословенной солнечной Бразилии, где, как известно, всех мужчин зовут Педро, уже неоднократно отмечали рекордные урожаи кофе, но у нас цены на продукты питания имеют обыкновение только подниматься. Вот и приходится мне молча нести крест своей привычки. Когда при деньгах, покупаю «Президента», а когда на мели, то на смену финской вакуумной упаковке приходит наш отечественный «Жокей», которого за цвет пачки называю «черным наездником».
Сегодня я наслаждался эликсиром конюшни.
Докуривая сигарету, вышел на крыльцо. Предстояло определить фронт работ.
Этот дачный участок более двадцати лет назад начали разрабатывать родители жены.
Мы тогда жили в эпоху развитого социализма, буханка хлеба была четырнадцать копеек, килограмм масла («Крестьянское», несоленое) — три шестьдесят, упаковка пельменей «Русских» — шестьдесят копеек (никогда не видел пельменей американских или, допустим, датских), пачка сигарет «Шипка» — любимых в ту пору — четырнадцать копеек, а пачка «Опала» — тридцать пять, но для меня это было уже дорого. Бутылка водки стоила три восемьдесят семь. Ее вкус мне был противен, и, если случалось гулять в компании, то я выпивал два-три бокала сухого — два с мелочью в кассу и выбирай любой сорт.
Коммунисты постоянно твердили о благе народа, но когда дело касалось загородных участков, то земля для дачных кооперативов выделялась лишь на неудобьях. Вероятно, для того, чтобы окончательно вытравить у населения атавистические фантомы частнособственнических инстинктов. Мой тесть Илья Севастьянович Ремизов (в нашей семье после рождения сына он звался коротко и ясно: дед) — бывший пограничник, провоевавший на той долгой Отечественной войне от первого дня до последнего, кавалер трех боевых орденов, а перед выходом на пенсию директор одного из технических училищ, свои шесть соток получил на болотце, лежавшем, как на блюдечке, между двух полуколец каменных осыпей. Сюда он уезжал ранней весной, а возвращался в город с первым снегом. Появились и дом, и баня, и огород. Выросли кусты смородины и крыжовника. А о бывшем болоте напоминает разве что лужа у крыльца. Ее несколько раз засыпали песком, но песок со временем утаптывался, и она снова проявлялась как неизменная часть здешнего пейзажа.
