Далее старец Серафим сказал: «Не оставь сирот моих, когда дойдет до тебя время». Не выдержал отец Антоний, и в порыве беспредельной любви и уважения к старцу бросился к нему, обнял его и долго плакал. Не понимая значения сказанных слов, он остановился вниманием своим на слове «сирот»; ему казалось, что старец говорит о скорой своей кончине. Блаженный Серафим продолжал: «Поминай моих родителей Исидора и Агафию». Затем стал советовать во всем покоряться воле Господней, быть прилежней к молитве, строго исполнять свои обязанности, быть милостивым и снисходительным к братии: «Матерью будь, — говорил он, — а не отцом братии, и вообще ко всем будь милостивым и по себе смиренным. Смирение и осторожность есть красота добродетели». Затем отец Серафим несколько раз обнял гостя, благословил висевшим на его груди крестом и сказал: «Теперь гряди во имя Господне. Время уже тебе, тебя ждут».
На обратном пути иеромонах Антоний услышал, что едущий с ним монах начал плакать. «О чем ты плачешь?» — спросил отец Антоний. Инок отвечал, что по приезде в Саров он встретил отца Серафима, возвращающегося из пустыни в монастырскую келью. Батюшка сказал ему: «Ну вот, вам предстоит разлука с вашим строителем».
Прошло несколько месяцев. В Троице — Сергиевой Лавре умирает наместник. И вдруг отец Антоний получает от митрополита Филарета указ о том, что он назначается наместником Троице-Сергиевой Лавры.
Я и муж мой пожелали видеть богоугодного старца Серафима и поехали в Саровскую пустынь; но по приезде туда не застали старца в монастырской его келье; он был в лесу в пустынных трудах. Мы пошли туда, и вскоре сам старец встретился с нами. Он тотчас обратился к мужу моему со словами: «Вот что, батюшка, пророк Давид пишет: Господи, возлюби благолепие дома Твоего, и место селения славы Твоей. Вельми хорошо, батюшка, украшать храмы Господни». Отец Серафим говорил это по дару прозорливости, провидя, как муж мой любил украшать храмы Божии.
После того отец Серафим пригласил нас в свою монастырскую келью, и мы стали просить у него благословения на поездку в Москву к своему помещику, чтобы хлопотать об отпущении на волю или, по крайней мере, о том, чтобы господин уволил мужа моего от должности управляющего. Но отец Серафим, выслушав слова наши, взял моего мужа за руку и, подведя его к иконе Умиления Божией Матери, сказал: «Прошу тебя, ради Божией Матери, не отказывайся от должности. Твое управление — к славе Божией: мужиков не обижаешь. Не слушай, кто тебе будет говорить про тебя или про твою супругу дурно, а в Москву нет тебе дороги; а вот твоя дорога: я благословил одного управляющего — проситься на волю по смерти господина, который при жизни своей купил себе имение на Низу, и послал его принять оное и устроить. Когда господин тот скончался, госпожа отпустила управляющего на волю, и дала ему доверенность на управление имением такую, что только себя не вручила ему». Отец Серафим говорил эту притчу о моем муже, с которым действительно все то случилось впоследствии, что он предсказал за несколько лет до исполнения.
