Подойдя к двери кельи, я нашел ее запертой изнутри и, по обыкновению, громко произнес молитву: «Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас!»... — на что мне отвечали: «Аминь», и отперли дверь.
До того времени я видел эту келью не иначе как наполненной народом, теснившимся принять благословение от отца Серафима, а потому заметил только передний ее угол, уставленный образами и лампадами: под образами стол, на котором лежали свечи, а под столом просфоры, бутылки с церковным вином и деревянным маслом — и ничего более; да меня занимала, конечно, не келья и ее обстановка и даже не хозяин ее, а публика теснившаяся около него, — но тут я был один перед старцем, и меня поразило странное зрелище: посередине кельи стоял гроб, и в гробу сидел почтенный старец Серафим, держа в руках книгу. Он чрезвычайно приветливо обратился ко мне со словами:
— Здравствуй, мой друг, здравствуй; что тебе надобно?
Я отвечал ему:
— Матушка прислала меня просить прощенья у вас в том, что я давеча смеялся над вами.
— Тебя матушка прислала, ну, благодари от меня твою матушку, мой друг! Благодари ее от меня, что она вступилась за старика. Я буду молиться за нее; благодари ее!
Слова эти сказаны были самым добродушным тоном, но с ударением на фразу «тебя матушка прислала», — так что я, сознавая внутреннюю свою виновность пред старцем, позволил себе сказать:
— Нет, не матушка прислала, а я сам пришел.
— Ты сам пришел, мой друг, ну, благодарю тебя, благодарю! Да будет над тобою благословение Божие! — при этом он позвал меня к себе и, благословив, сказал
— Раскаяние и грех снимает: ну, а тут не было греха. Христос с тобою, мой друг!
При этом он спросил меня, читаю ли я Евангелие? Я, конечно, отвечал — нет, потому что в то время кто же читал его из мирян: это дело дьякона. Старец пригласил меня взять единственную в келье скамейку и сесть возле него, а сам, раскрыв бывшую у него в руках книгу, которая оказалась Евангелием, начал читать седьмую главу от Матфея, стих: «Не судите, да не судимы будете, в нюже меру мерите, возмерится вам», — и читал далее всю главу. Он читал без всяких объяснений, и даже не сделал ни малейшего намека на мой проступок, но, слушая его, я сам глубоко сознал мою виновность, и это чтение произвело на меня такое потрясающее впечатление, что слова евангельские врезались в мою память... Окончив чтение, Серафим снова благословил меня и, отпуская, советовал мне почаще читать Евангелие, что я принял к сердцу и начал делать с того времени...
