— Ты уверена, что нам стоит туда заходить? — взволнованно спросил он.
Его подруга равнодушно пожала плечами и еще более равнодушно ответила:
— Ты ждал от меня развлечений, не так ли, дорогой? Я же не могу тебе позволить ЭТО прямо на тротуаре! Мы поднимемся ко мне в номер, и ты, если захочешь, сможешь там остаться… А можешь и не оставаться… Стивенс испуганно посмотрел по сторонам:
— Ты же понимаешь, что если мои противники увидят меня здесь, пост министра мне не видать никогда… Даже у стен есть глаза и уши!
Дженнис презрительно посмотрела на клиента:
— В конце–концов ты знал на что идешь, когда хотел поразвлечься, так ведь? Да и потом, мы здесь стоим уже пять минут. Если кто‑то и захочет облить тебя грязью, повод для этого уже есть, — женщина вульгарно хохотнула.
Боб прикинул, что стоять возле этой гостиницы, все равно что в ней находиться, и решительно пошел к дверям…
— Давай ты первая…
Дженнис скривилась в усмешке и толкнула рукой застекленную дверь. Стивенс словно тень скользнул за ней в тесный неубранный холл гостиницы, внутри которого все нагоняло тоску. Портье даже не взглянул на вошедших, но Стивенс настолько втянул голову в плечи, пряча взгляд, что стал чем‑то похож на птицу марабу. Портье по–прежнему не проявлял никаких знаков внимания — а зря, мог бы немного поразвлечься зрелищем.
Лишь закрывшись в номере своей красотки Боб вздохнул свободно, почувствовав, правда, что рубашка прилипла к спине от выступившего пота.
Некоторое время он и Дженнис просто рассматривали друг друга, затем хозяйка номера принялась раздеваться.
Стивенс слегка опешил и, с трудом сглотнув слюну, спросил:
— Что же… так сразу?
— Конечно не сразу, сперва мы выпьем по рюмочке. Кроме того, сначала ты со мной рассчитаешься!
— Да, да… — засветился Боб и достал бумажник. Бросил его на ветхий журнальный столик, который едва не рухнул, — Отсчитай сама, а я… я пока схожу приму душ… Здесь есть ванная?
— Это там, — лениво махнула рукой Дженнис, — только поторопись, мальчик, я очень хочу спать…
Стивенс нахмурился: вот уже тридцать пять лет его никто не называл мальчиком. Последний раз это слово произнесла мать, поздравлявшая его с восемнадцатилетием.
Как только Боб скрылся в ванной, Дженнис взяла бумажник и выбрала себе три купюры на сумму известную лишь ей одной. Спрятала деньги в ящик стола, тоскливо посмотрела на бумажник и принялась раздеваться. Когда на ней ничего не осталось, она подошла к большому зеркалу и некоторое время любовалась своим телом. В какие‑то секунды ей стало жаль отдавать его в лапы этому обрюзгшему бизнесмену.
