— Никак это Левша Фип! — кричит Болтун. — Еще одна собака пришла погреметь костями, я полагаю?
Это значит, что я в игре. Теперь я сам очень люблю африканское поло, на самом деле это своего рода моя страсть. И мне действительно не терпится потрясти слоновую кость. Но я не хочу потерять и мой ковер, а это такое хитрое приспособление, что я не могу позволить себе упустить его из виду. Не могу придумать, где его припарковать, без якоря. Тогда у меня возникает идея.
— Мне бы очень хотелось поиграть с вами в шарики, джентльмены, — говорю я этим крысам. — Но я хочу, чтобы вы меня немного ублажили. У меня есть штуковина, который я называю «мой счастливый ковер». Я хочу, чтобы мы все поиграли в кости на его поверхности. Кроме того, — добавляю я вежливо, — мне не нравится, что вы все стоите на коленях на голом полу. Это недостойно, и протирает колени ваших брюк.
Они позволили мне развернуть ковер, мы все опустились на колени, и я взял кости в руки и начал делать из них кастаньеты.
За очень короткое время передо мной промелькнуло достаточно салата, чтобы сделать полноразмерный Сад Победы, и я очень счастлив. Каждый раз, при броске костей, я получаю либо семь, либо одиннадцать, и каждое очко, которое я бросаю, выпадает. Я предполагаю, что это все эти разговоры носят технический характер, если вы не понимаете сложную тактику игры в кости, но идея в том, что я выигрываю много денег.
Это не радует других. Наконец, когда Болтун Горилла получает кости, он очень сердится, потеряв около двухсот баксов. Он хватает кубики огромной перчаткой ловца, которую называет рукой, и трясет их.
— А теперь катитесь, будьте вы прокляты, — говорит он громовым голосом. Но когда он отпускает кости и делает змеиные глаза, это означает, что он проигрывает. Он снова берет кости, очень недовольный, и они шумят в его руке, как пара скелетов, занимающихся гимнастикой на жестяной крыше во время града.
— Давай, — повторяет он. — Сделайте это. Прямиком в Буффало.
Значит, я совершаю ошибку, не предупредив его вовремя. Но теперь уже слишком поздно. Потому что, когда он говорит «в Буффало», ковер поднимается с отскоком, и мы взлетаем через окно в крыше. Но быстро.
Слышны крики, вопли и вой. Нас пятерых швыряет на середину ковра, и мы путаемся в руках и ногах. Может быть, это займет минуту, может быть, десять. Тем временем мы воем в ночи. И когда мне наконец удается вытащить голову из-под этой кучи дергающихся тел, я смотрю вниз на землю и что же я вижу?
