Напротив жил доктор по фамилии Мёллер, принимавший срочные вызовы от женщин, у которых среди ночи начинались роды. По улице, что заканчивалась тупиком во Внутренней Гавани, шуршали немногочисленные автомобили, и в тишине можно было услышать эхо от испуганного девичьего крика.
- Мне нужно вернуться к своей работе, - наконец сказал Эйнар, устав стоять в туфлях, оловянные пряжки которых впились ему в кожу.
- Это значит, что ты не хочешь примерить ее платье?
Когда она произнесла слово «платье», в животе у Эйнара стало жарко, а следом в груди сгустком начал разрастаться стыд.
- Да, я так не думаю, - ответил Эйнар.
- Даже на несколько минут? - спросила Герда, - мне нужно прорисовать кайму у ее колен.
Герда села рядом с ним в плетеное кресло, поглаживая голень Эйнара через шелк. Ее рука гипнотизировала, прикосновения приказывали ему закрыть глаза. Он был не в состоянии слышать что-либо, кроме жесткого скрипа ее ногтей по шелку.
Герда остановилась.
- Прости, - сказала она, - мне не следовало об этом просить.
И тут Эйнар увидел, что дверца гардероба из морёного ясеня открыта, а внутри висит платье Анны. Оно было белое, с бусинами вдоль каймы подола и манжет. Окно было приоткрыто, и платье слегка покачивалось на вешалке. Что-то было в этом платье: в тусклом мерцании его шелка, в кружевном нагруднике на лифе, в раскрытых застежках-крючках на манжетах - что-то, из-за чего Эйнару захотелось прикоснуться к нему.
- Тебе нравится? - спросила Герда.
Он собирался ответить «нет», но это было бы ложью. Ему нравилось это платье, и казалось, как плоть под его кожей меняет форму, созревает…
- Тогда всего лишь примерь его на несколько минут, – Герда принесла платье и приложила его к груди Эйнара.
- Герда, - начал он, – Что, если я…
- Просто сними рубашку.
И он послушался
- Что, если я….
- Всего лишь закрой глаза, – нежно попросила Герда.
И он послушал ее.
Даже с закрытыми глазами, стоя без рубашки напротив жены, он чувствовал себя неловко. Его не оставляло чувство, будто бы она поймала его на чем-то, чего он обещал не делать. Не за супружеской изменой, а скорее за вредной привычкой, от которой он дал слово избавиться. Вроде распивания в барах Кристиановой Впадины, или поедания фрикаделек в постели, или перетасовки купленной одним унылым днем колоды карт с девицами.
- И брюки, - попросила Герда. Она протянула ему руку и учтиво отвернула голову. Окно было открыто, и от свежего ветра с запахом рыбы его кожа покрылась мурашками.
