* * *
Когда Москву накрыли сумерки, друзья попрощались и отправились по домам. Володьке пришлось возвращаться в обратную сторону, так как в сорок третьем году его семья переехала в район Сокола. А Яшин направился на Миллионную.
Общение с другом отвлекло от тяжких раздумий, но, оставшись наедине со своим мыслями, он вновь погрузился в воспоминания о последнем матче. Вновь корил себя и распекал за нелепую ошибку…
Так и вошел в родной двор с котомкой на плече, вздыхая и пряча печальный взгляд.
Мужики, как всегда, сидели за самодельным деревянным столом и стучали костяшками домино. Пацаны под светом двух уличных фонарей гоняли мяч. Михаил Галунов – соседский парень, ровесник и друг детства Левы – чинил у входа в подъезд старенький велосипед.
Завидев плетущегося домой Леву, мальчишки прервали игру. Но обычного радушного приема и вопросов о большом футболе не последовало. Вместо этого они начали смеяться, показывать на неудачливого вратаря пальцами и свистеть.
– Эй, беспризорники, сейчас рты позашиваю! – цыкнул на них Галунов. Поднявшись и вытерев ладони о рабочую куртку, подошел к Яшину, пожал руку. И ободряющим тоном сказал: – Ничего, Лев, не расстраивайся. С кем не бывает?
Кивнув, тот пошел дальше…
За доминошным столом тоже перестали стучать костяшки.
– Чего не здороваешься, чемпион? – крикнул кто-то из мужиков.
– Так держать! – показал большой палец другой.
Остальные взорвались смехом.
* * *
Зайдя в ту часть квартиры, которую занимала семья Яшиных, Лева бросил котомку в угол, снял и повесил на крючок легкую хлопчатобумажную куртку.
За столом в общей комнате сидел младший брат Борис и уплетал недавно испеченные Александрой Петровной пироги. Рядом восседал отец – Иван Петрович и, размеренно работая ложкой, ел борщ.
Лева осторожно глянул на репродуктор. Тот был выключен.
– Налей ему горяченького, – сказал супруге отец.
Старший сын присел за стол. Мачеха поставила перед ним тарелку и заметила:
– Хоть бы умылся сперва.
– Спасибо, я не голодный, – пробурчал Лева.
Но ложку тем не менее взял. Повертев ее в руке, хлебнул один раз, второй. Потом исподлобья посмотрел на отца.
Заметив побитое состояние сына, тот отодвинул почти пустую тарелку и кивнул маленькому Борьке:
– Ну-ка, мелочь, кыш отсюда!
– Мам, ну чего он… – затянул тот плаксивым голоском.
Но мама не успела заступиться за ребенка.
– И ты тоже, – поступила команда.
– Пойдем, сынок, – подхватила она Борьку. – Пусть взрослые поговорят.
Александра Петровна увела сына в другую комнату; в дверях она обернулась и одарила Леву неодобрительным взглядом: дескать, что бы ни случилось – нужно держать себя в руках.
