Тут я увидел, что впереди, шагах в десяти, в правой стене имеется арочный проем около шести футов шириной.
– Еще один коридор? – Я остановился напротив. – Навряд ли.
Я вошел в арку, выставив фонарик вперед, а Пьер примостился за спиной, держа камеру над моим плечом, чтобы снять происходящее как бы от первого лица.
Мы очутились в просторном помещении овальной формы. Потолок здесь был немного ниже, но пол и стены ничем не отличались от тех, что мы видели раньше. В каждой стене виднелось по три уже знакомых нам ниши; в конце комнаты располагалось что-то вроде стола или постамента. При ближайшем рассмотрении стало ясно, что это был кусок стены, который при создании комнаты почему-то не тронули. Вместо этого его обтесали, и получился куб со стороной примерно три фута.
Я тщательно все осмотрел, но не обнаружил ничего, кроме пыли. Если это помещение и служило для каких-то целей, то установить, для каких именно, было просто невозможно. От человеческой деятельности здесь не осталось ровным счетом ничего.
– Чем дальше, тем больше непонятного, – сказал я. – Эта комната явно имела определенное назначение, сомнений нет, но вот в чем конкретно оно состояло – для нас это навсегда останется тайной.
Вдруг мне в глаза бросилась одна деталь, которую я до этого не замечал. В другом конце комнаты пол, как оказалось, был выровнен не полностью: из него торчала двухфутовая, идеальной формы пирамида с аккуратно вытесанными гранями. Это повергло меня в еще большее изумление. Для чего она здесь? И как может быть связана с кубом? Удивительно, насколько мы привыкли считать, что творения рук человеческих должны быть сплошь симметричными: стоит только столкнуться с вопиющей асимметрией – и вот мы уже сбиты с толку. А если на нашем пути возникает нечто, не умещающееся в нашу картину мира, мы все равно стремимся его туда запихнуть, пытаясь подобрать ему какой-нибудь из известных и привычных нам смыслов.
Я поделился этими размышлениями на камеру.
– Смотришь на такое – и спрашиваешь себя: «Боги милостивые, это еще для чего?» Если не украшение, то какой-то функциональный элемент, но в чем именно состояла его функция? Понятия не имею. Может, археологи это нам поведают.
Я еще раз прошелся по комнате, теперь уже молча, давая Пьеру возможность поснимать дополнительный материал, а затем вернулся в главный коридор.
– Интересные дела, – сказал я коллегам, но мне никто не ответил, даже Кен молчал.
И я понимал почему. Так действовала на нас эта звенящая, убийственная тишина. Мир снаружи бурлит звуками, он переполнен ими, и потому ты сам невольно стремишься издавать какой-то шум, чтобы заявить о себе, привлечь к себе внимание, доказать, что с тобой тоже нужно считаться, – и тогда чувствуешь себя живым.
