Катастеризм | страница 84
На полях отметим, что реализовать их потенциал было бы существенно проще, если бы у научного сообщества была возможность таких животных модифицировать.
Но оставим это. Нас волнует лишь влияние Дэвис и её кабинета на судьбу проекта «Плеяды» – увы, печальное.
У разных животных разные стратегии выживания. Мы уже упоминали выше, что у многих холоднокровных теломераза активна – н? о и не у всех теплокровных она подавлена. Собственно, теломераза проявлена у мышей (которые, напомним, обычно умирают именно от рака) и нестабильно проявлена у свиней – другого животного, часто выступающего в роли подопытного. Поэтому, хоть эксперименты с теломеразной терапией на этих видах и способны многому нас научить, неразумно было бы слепо переносить их результаты на людей (и мы сейчас оставляем за скобками ремарку о том, что мышиные теломеры существенно длиннее человеческих и вообще, кажется, работают по иному принципу).
Опытные данные каких видов были бы нам полезнее всего? Приматов: орангутангов и бонобо. Увы, из-за позиции Дэвис корпус работ с приматами ограничен. Мы отчасти опираемся на опыт европейских коллег, отчасти поспешно навёрстываем упущенное сами; но в конечном итоге эта неприятная ситуация – лишь повод вспомнить, что эксперименты на животных никогда не дают полной картины.
У нас есть проницательность, чтобы это понять.
Осталось найти смелость – и самим ввести себе ТА-613.
Найти вход в клинику им удалось не сразу: двери утопали в зелени, раскалывались резной светотенью. Когда Даня с родителями вошли в светлый просторный холл, папа немедленно грохнул рюкзак на пол – с таким гордым видом, будто босса завалил. Впрочем, улыбка сползла с его лица, когда из-за стойки ресепшена спросили:
– Вы к кому?
Стойка была такая высокая, что человек за ней терялся, и казалось, будто грозный голос звенит с самих небес.
– Мы… э… на процедуры, – робко ответил папа и перевёл глаза на Даню. Тот схватился за смарт:
– Теломеразная терапия. К доктору, э-э-э, Оскольскому.
– Вы записаны? – подозрительно спросила стойка.
– Не я. Они. Мои родители.
– Так они пусть и говорят! Детский сад, честное слово. – Стойка протянула руку с аккуратными ногтями. – Направление?
– Вы в каком веке живёте? – возмутился Даня. – Всё у вас на почте!
– Я не с вами разговариваю! Вы вообще посетитель!
– Что у вас тут? – спросил приятный баритон.
Вряд ли это был сам доктор Оскольский – судя по возрасту, просто какой-то лаборант. У него были изумительно фигурные усы и пшеничные волосы – чуть светлее, чем у самого Дани, и не в пример аккуратнее уложенные. Белые кроссовки с мятно-голубыми шнурками идеально сочетались по цвету с халатом.