Тульин – девяносто восемь.
В общем, и мысли такой не было, что кто-то может заподозрить у него обострённое чувство справедливости, жажду помочь ближнему и, супергеройской маской нацепив видеокапюшон, отыскать в толпе сбежавшего преступника. До слов Гамаевой он не проводил параллелей.
А теперь провёл, и его прошибло жаром.
Да уж, что может быть отвратительней с её стороны: заподозрить в нём альтруизм и готовность кому-то помогать. Как объяснишь хотя бы тому же Сунаге, почему от этого так корёжит?
Никак. Поэтому Тульин ничего не ответил, вместо этого раздражённо сунув пальто в шкаф – в такси он, разумеется, его не надевал, так и нёс в руках от самого дома. Свободных вешалок не было, и повесить пальто пришлось поверх серебристой школьничьей куртки.
– Законы… ну да, законы, – сердито бросил он, потому что совсем уж промолчать как-то не получилось. – Вот, например, нанимать детей они не мешают.
– Не мешают, – пожал плечами Сунага. – Возраст полноценной работоспособности давно стал ниже возраста согласия, об этом только ленивый не шутил. И потом, это же не дети. Старшеклассники.
– Взрослые и самостоятельные пятнадцатилетние люди. Или сколько там? Шестнадцати?
– Вы очень высокомерно относитесь к детям, – вздёрнула бровь Гамаева. – Впрочем, не вы один. Меня, признаюсь, иногда завораживает то, как в обществе меняется отношение к юношеству. Малолетнему французу в середине девятнадцатого века можно было стать Гаврошем и умереть на баррикадах со знаменем в руках. Малолетнему англичанину во времена индустриальной революции – пойти на завод и умереть там от отсутствия техники безопасности. И только теперь, когда мир наконец-то стал относительно безопасным и благоденственным местом, мы почему-то вообразили, что дети ничего не могут и им ничего нельзя. – Гамаева усмехнулась своим мыслям. – Слава богу, это не во всём мире так.
Ей было, наверное, к тридцати пяти – чуть меньше, чем самому Тульину.
Может, её дети уже окончили школу.
– Ваша забота о ближнем похвальна, – продолжила Гамаева, – пока она ближнего не унижает. Подростки не ничтожества. Современные – антоним ничтожеств. Нам, взрослым, просто нравится подмечать их инфантильность – и не замечать их невероятных успехов. Обидно же признавать, – кивнула она на шкаф, – что у обладательницы этой куртки интеллект вполне может быть развит лучше, чем у нас с вами.
Может, дело было в повороте головы. Или в лёгкой рассеянности человека, который участлив и дружелюбен, но на самом деле думает о чём-то своём.
