— Чудно. — Я искренне восхитилась. — Удивительно все же крепость ваша устроена.
Не зря чувствовала, что пространство воли снежного лорда слушается, сжимается и растягивается так покорно, как иным рукам теплое тесто повинуется. Лепи из него что хочешь.
— Не то слово, — вновь улыбнулся Сизар. — Думаешь, иначе Бренн с чародейкой бы разговаривал? Коли нашла, обязан впустить, если сила внутрь пропустит.
За разговором мы незаметно дошли до массивной деревянной двери. Снежный князь провел рукой вдоль нее, не касаясь, и довольно кивнул: «Открыто».
— От кого бы он здесь запирался, — буркнул Севрен за спиной.
— Пошли.
Внутри лишь одна комната оказалась, не просторная и не узкая, с двумя окнами, одной широкой лавкой и ларем в углу. Ничего более. Признаться, я еще раз огляделась недоверчиво, но даже перины не углядела нигде, если только не в сундуке она, сложенная, лежала. На лавке вовсе даже одеяла постелено не было, только клубился дымок в изголовье.
— Вот он, нашел. — Сизар кинулся к постели войда и обеими ладонями осторожно ухватил белоснежный туман, потом взялся пальцами, встряхнул — и расстелился ему под ноги тот самый плащ, в который меня Сердце Стужи когда-то закутывал.
— Выносить не будем, — тут же сказал Севрен, — он почувствует. Давай укрой Вессу, только быстро. Я за дверью постою.
Он выскользнул неслышно из комнаты, пока Сизар ко мне подошел. Признаться, с каждой минутой все больше не по себе делалось, а ну как зайдет сейчас хозяин? Но раз решились на такое, не вылетать же тотчас наружу. Как ни крути, а тело продолжало болеть и жаждало облегчения. По всему выходило, что завтра с постели не встану.
Князь рядом остановился, и я ощутила, как опустилось на плечи невесомое покрывало. Сейчас от него тепло не шло, не грел меня плащ, но удивительные чувства вдруг появились. Покой, прохлада и боль постепенно начали отступать, а силы возвращаться. Словно залечивались раны как на душе, так и на теле. Правда, и минуты это не длилось, Сизар мигом стянул полупрозрачный покров и тут же спросил: «Ну как?»
— Хорошо. — Я ответила, понимая, что теперь и без поддержки на ногах пройдусь.
— Отлично. Теперь уберем обратно, сделаем как было. Он ничего не заметит.
В кои-то веки не выходило у меня голову оторвать от подушки. Видела, что в комнате все светлее становится, а пошевелиться тяжко было. Проснулась сама, никто не будил, привычка давняя свое взяла. Дома в это время тоже подскакивать приходилось, в хлев бежать, после по воду, а дальше круговерть забот начиналась. Тут же никто не прикрикивал, из-за двери не звал, даже не велел сию минуту из-под одеяла выбираться, но вот зудело внутри понимание — не выйду, и можно с крепостью попрощаться.
