План Дауэса, это новое евангелие капиталистической Европы, давно уже перестал быть только планом. Вот уже скоро год с тех пор, как Германия превратила его в составную часть своей государственной конституции, приняв продиктованные Лондонской конференцией знаменитые «законопроекты Дауэса» — о финансовой и денежно-кредитной системе, об обложении промышленности, о железных дорогах и т. д. За время, прошедшее со дня опубликования плана Дауэса (иначе называемого заключением комиссии экспертов), вокруг него накопилась громадная международная литература, пожалуй, не менее значительная по количеству, чем литература о Версальском договоре. Несмотря, — однако, на обилие литературы, план Дауэса еще не нашел своего Кейнса, хотя сам Кейнс посвятил ему несколько газетных статей. Критика плана, это — по преимуществу критика по мелочам, в особенности, если взять германскую печать. В общем и целом, все буржуазные и мелко-буржуазные журналисты сходятся на том, что проект экспертов есть начало новой эры европейских и мировых отношений, «царствию которой не будет конца».
У нас в советской печати освещение вопросов, связанных с проведением плана Дауэса и с самим планом, до сих пор было крайне недостаточное; только теперь, с огромным опозданием, начинают опубликовываться материалы и более или менее серьезные статьи по этому вопросу. Широкие читательские круги знают обо всем этом только по наслышке, по мелькающим ежедневно в газетах коротеньким сообщениям, именам и датам. Мы считаем поэтому вполне уместным Дать изложение важнейших основ дауэсовского плана и общую оценку его с точки зрения европейских и мировых экономических перспектив.
План Дауэса формально не отменяет Версальского договора. Многие и теперь еще думают, что генерал Дауэс пришел не отменять, а осуществить закон, продиктованный маршалом Фошем в 19 г., — закон победителя. По существу же план пришел на смену Версальскому договору, который, по выражению Бриана, стал похож еще к концу 22 года на роландовскую кобылу: прекрасная, но мертвая кобыла.
История устроила так, что американской республике пришлось дважды совершить попытки «умиротворения» и «урегулирования» европейских отношений. Первое выступление С. Штатов относится к моменту «торжества победителей», которых победа лишила всякого чувства меры, благоразумия и дальновидности: оно выразилось в пресловутых вильсоновских 14 пунктах, относительно которых до сих пор еще не установлено, явились ли они продуктом бескорыстного творчества идеалиста-фантазера или беспримерным проявлением ханжества и лицемерия, под прикрытием которого удобнее было формулировать жестокие параграфы Версальского договора. Второе выступление совпало с периодом «похмелья» победителей, безнадежно запутавшихся в сетях ими же созданных противоречий. Это — план Дауэса. От Вильсона до Дауэса — дистанция огромного размера. По этому сопоставлению двух имен можно судить, как выросло мировое влияние С. Штатов. Вильсону приписывалась мировая роль. Но эта роль выражалась только в официальных заявлениях, в торжественных речах и пр. Фактически все дела вершились европейскими политиками — Ллойд-Джорджем и Клемансо. Кейнс посвятил блестящие страницы описанию того, как эти прожженные дипломаты и дельцы старой Европы дурачили американского президента, всерьез возомнившего о своей мессианской роли. Уэльс отмечает печать ничтожества, которая очень быстро пристала к Вильсону после нескольких дней пребывания в Париже. «На фотографиях в распространенных иллюстрированных журналах изображен благодушный турист со своей супругой, с улыбкой позирующий среди коронованных особ и тому подобного завидного общества… Словом, не трудно проявить мудрость задним числом и догадаться, что президенту не следовало переплывать Атлантический океан»
