Я огляделась в отчаянии, пытаясь на чем-то сосредоточиться.
Мой взгляд упал на королевскую семью: три поколения сидели перед Золотым Домом, словно траурный портрет. Седые локоны королевы Лавонды рассыпались по плечам, ее водянисто-голубые глаза покраснели от слез, пролитых по сыну. Принцесса Дион сидела прямо и пристально смотрела вперед, словно планируя, как отомстит убийцам своего младшего брата или самому Руфусу за то, что не дожил до сорока. Принцесса Глиссельда, дочь Дион, положила свою золотую головку на плечо бабушки, чтобы утешить ее. Принц Люсиан Киггз, кузен Глиссельды и ее жених, сидел отдельно от семьи и смотрел вперед невидящим взглядом. Он не был сыном принца Руфуса, но выглядел таким же пораженным и убитым горем, как будто потерял отца.
Им нужен был Небесный покой. У меня не хватало познаний о святых, но я знала о грусти и о том, что музыка могла быть лучшим бальзамом от нее. Я могла подарить им это утешение. Я поднесла флейту к губам, а глаза подняла к сводчатому потолку и заиграла.
Я начала слишком тихо, не уверенная в мелодии, но ноты словно сами находили меня, и моя уверенность росла. Я выпустила из себя музыку, и она полетела, словно голубь, в пространство нефа, сам собор придал ей новую насыщенность и что-то отдал взамен, словно это великое строение тоже было частью моего инструмента.
Существуют мелодии, которые так же красноречивы, как и слова, что сотканы последовательно и неизбежно из чистой эмоции. «Обращение…» – одна из таких. Казалось, словно композитор пытался дистиллировать чистейшую эссенцию скорби и сказать: «Вот что значит кого-то потерять».
Я повторила «Обращение…» дважды, не желая его отпускать, окончание мелодии ощущалось как еще одна значимая потеря. Я освободила последнюю ноту, напрягла слух, чтобы уловить последнее затихающее эхо, и почувствовала, что готова рухнуть в изнеможении. Аплодисментов не будет, как и до́лжно при таком событии, но сама тишина оглушала. Я взглянула на поляну лиц, через собравшихся аристократов и других высоких гостей, на толпу простолюдинов за барьером. Никакого движения не было, только драконы неловко ерзали на своих местах, и Орма, прижавшийся к перилам, нелепо махал мне своей шляпой.
Я слишком устала, чтобы решить, что из этого больше смутило меня. Я склонила голову и ушла.
Я стала новым ассистентом придворного композитора и победила двадцать семь других музыкантов, от путешествующих трубадуров до признанных мастеров, чтобы получить эту должность. Я была сюрпризом: никто в консерватории не обращал на меня, протеже Ормы, внимания. Орма занимал низкое положение учителя музыкальной грамоты и не был настоящим музыкантом. Он вполне неплохо играл на клавесине, поскольку играл сам инструмент, если только бить по правильным клавишам. Орме не хватало страсти и музыкальности. Никто не ожидал от его ученицы чего-то выдающегося.
