— Перестаньте! Афрани, слышите?
Я был готов её ударить. Только бы прекратился звук. В самом деле, я готов был задушить её, встряхнуть, растерзать; этот тонкий всхлип бил мне по нервам, но, к счастью, она справилась и замолчала, и я смог дышать; наконец-то я мог вздохнуть.
— Простите...
— Ничего, — сказал я, разжимая пальцы: на ладонях остались следы. — Вы подумали глупость, Афрани. Я бы никогда вас не оставил. Здесь небезопасно.
— Даже если бы рассердились?
— Какая глупость!
Я встал и подошёл к окну. Зрелище этого серого неба меня успокаивало. С гор опять спускался холодный фронт, деревья приобрели крепость стали. Те рельсы, конечно, вели на Грюнбах и Регенфельде, химические заводы «Фарбен». На выданном мне плане эта ветка не обозначена. Что из этого следует? Ничего. Развал и некомпетентность.
— Как ваши финансовые раскопки?
— Я только приступила, — тихонько призналась Афрани, глядя на меня исподлобья. — Слишком много бумаг. Компьютер постоянно ломается. И нет связи. А знаете, Эрих, — она оживилась. — Оказывается, у «Эдема» много донаторов. А ещё говорят, что люди забыли о милосердии!
— Значит, не все, — резюмировал я. — А составьте-ка мне список этих добрых душ, Афрани! И вот что — не встречалась ли в вашем будущем списке фирма «Хербст»?
— Товарищество? Кстати, я тоже обратила внимание. Судя по всему, это небольшая фирма, которая почти не имеет контрактов и занимается медикаментами. Ума не приложу, как они сейчас выживают. Но видимо, дела идут неплохо, потому что «Хербст» снабжает «Эдем» лекарством и оборудованием, и притом совершенно безвозмездно...
Погода портилась. Ветер гнал по воде мелкую, тонкую рябь с островками пены. Человек в резиновых сапогах прикатил тачку и принялся нагружать её листьями и вывороченным дёрном. В его сгорбленной фигурке было что-то уродливо-обезьянье. Рядом с кучей стояла бочка, очевидно, листву и мусор сжигали именно там.
— Вы думаете про контрафакт? Отсюда и этот вал смертей?
— Нет, — медленно сказал я. — Нет, Франхен, я так не думаю.
— Как вы сказали?
Её лицо озарилось светом какого-то задумчивого изумления. Я повторил про себя последнюю фразу и вперился в крысиную клетку. Невозможно работать. Впервые в жизни я попал в ситуацию, в которой невозможно работать, и будь я проклят, если знал, как мне теперь себя вести.
В коридоре зашуршали щётки. Потом кто-то постучал в дверь.
И, не дождавшись ответа, распахнул её настежь.
— Обед! — объявил Полли.
