Карл долго не брал трубку, но когда взял, я поразился напряжённой радости в его голосе:
— Эрих, чёрт бы тебя побрал! Откуда ты?
— Грау, — коротко сказал я. И почувствовав, что он не понял, расшифровал: — Рабочий посёлок. Бывший кирпичный завод.
— Господи! — воскликнул Карл с комичным отвращением. — Ну и дыра! Зачем тебя туда потянуло? В пансионате есть неплохой компьютер, Фриш заверял, что всё работает.
— Хорошо живут, — сдержанно сказал я.
Он уловил.
— Что-то не так?
— Без доказательств. Нутром.
— Ну?
— «Ультрас».
— Что?
Он застонал. Я терпеливо ждал, слушая свист и щёлканье в трубке и разглядывая кабели, похожие на дохлых змей.
— Не может быть. Хватит мне и тебя, реваншиста!
— Был я реваншистом.
— Да, — согласился он. В полном расстройстве, это было слышно по тому, как сел голос. — Я не хотел, ты же знаешь... Но, честное слово, Эрих, дружище... Грау! Я бы ещё мог понять — в городе, в столице, где живут люди, но в этом чёртовом захолустье...
— Типичное рассуждение сидельца из магистрата. Ты бы хоть отрывался иногда от письменного стола, Карл. И потом, ещё ничего не ясно.
— Ничего, — он ухватился за это слово. Я представил, как сосредоточенно нахмурились брови, когда он искал выход. — Ничего. А ты уже связывался с Бюро?
— Пока нет.
— Значит, нет, — повторил Карл.
— Нет, — подтвердил я. Он был очень расстроен, и я сказал:
— А помнишь, когда вы отступали из-под Фриденсдорфа, ты тащил меня на руках.
— И отчаянно ругался при этом. Ты весил тонну.
Он засмеялся.
— А потом ты облевал мне мундир. Разнёсся слух, что едет генерал награждать нас крестами, и все истекали по́том в каре, а я шарился в каптёрке в поисках свежей куртки. Попадалось одно тряпьё. Господи, Эрих, иногда мне кажется, мы живём назад! Я помню это лучше, чем то, что ел вчера.
— Знакомо.
Снаружи по-прежнему шёл дождь. Я прислонился к стене и прижал трубку плечом, жалея о том, что не курю. На линии щёлкало, и я слышал дыхание Карла, он ждал моего ответа.
— Под тебя копают?
— Да, — признал он нехотя. — Мой политический капиталец будет подмочен, если советник Нойц узнает о твоих подозрениях насчёт «Ультрас». Как ни крути, это прокол. Мы и так сидим на пороховой бочке, магистрату понадобится козёл отпущения. Но я ничего не прошу, Эрих.
— Я свяжусь с Йеном позже.
Шорох.
— Ты хороший друг.
— Ага. Славный парень.
— Брось! — яростно возразил он. В мембране заскрипело, и я представил, как он шагает по своему кабинету между столом и шкафом с серебряными кубками. Среди претенциозно дорогой мебели и картин, на которых ничего нельзя разобрать. — Всё это быльём поросло. Одна ласточка погоды не делает, а ты слишком пессимистичен. «Славные парни Гузена» отошли в прошлое.
