— Ничего я не знаю, — сказала она твёрдо. — Пейте свой кофе, и не отвлекайте меня от дел. А если вы из полиции, то будьте любезны показать свой документ. А то я вызову комиссара. Этак с каждым болтать — языка не хватит.
— Правильно, — кивнул я. — Забудьте.
Допил кофе, расплатился и вышел под дождь.
***
Обойдя «Дочь лесника» с торца, я заметил свет в окнах второго этажа. Сквозь тюлевые занавесочки просвечивала комната, в которой, по-видимому, принимали гостей. Прислушавшись, можно было уловить танцевальную музыку, звон бокалов, шарканье чугунных подошв и чей-то писклявый голосок, исполняющий «Лора-Лора».
Из-под навеса тянуло мочой. Заколоченную заднюю дверь пятнали граффити, состоящие большей частью из похабных слов и неумелых наскальных изображений. Я внимательно изучил всю эту пиктографику и обнаружил полустёршийся знак «Ультрас». А левее — более свежий, от него ещё пахло краской. Вот так. Пёс возвращается на свою блевотину, рельсы делают круг, но мы живём лучше, чем раньше – намного лучше и, уж конечно же, веселее. И ничего не меняется. Ведь так, Карл?
Ничего. Абсолютно.
Певица закончила.
— Хайльбронн! — рявкнул пропитой бас.
Из окна вылетела бутылка и взорвалась осколками рядом с моей ногой. Очевидно, это означало аплодисменты.
А может быть — пора убираться.
Вообще-то оставалось ещё одно дело, ради которого я и приехал. Я хотел вырваться из «Эдема» — из альтенхайма — иррациональный порыв, пусть так. Но в действительности мне нужен был пункт связи. Старый почтамт в Грау ещё работал, и там имелся телефонный узел, а возможно, даже и интернет. Что касается «Эдема», то из телефонной трубки торчали уши. Могли торчать. «Канцелярский параноик», — назвал меня Ланге. Но ведь это Хеллиг повис на электрическом проводе, а уж он-то параноиком не был.
Дождь лил всё сильнее. Дорогу вконец развезло, и пока я шлёпал, поднимаясь на холм, меня не оставляло ощущение чужого взгляда. Просто как наваждение.
Наконец впереди показалось серое здание с надписью «Почта».
— Что вам угодно? — осведомилась телефонная барышня.
Я объяснил, что мне угодно, и очутился в клетушке, напоминающей студию звукозаписи. Чем дальше от столицы, тем страннее выглядит оснащение присутственных мест. Как будто призрак войны, обуреваемый клептоманией, вырвал с корнем мобильные вышки, выкрутил клеммы, но не зашил карман, и то, что из него вывалилось — и составляет теперь наше богатство. С ним мы и вернёмся в каменный век.
