Племя | страница 30



Эта эра длилась, пока военное поколение не стало угасать, а пост премьер-министра в 1979 году не заняла Маргарет Тэтчер. «В каждом бедствии мы вновь обнаруживаем человечность и возвращаем себе свободу, – написал один социолог о реакции Англии на войну. – Мы заново учим старые истины о связи между счастьем, бескорыстием и простотой жизни».

Кажется, что катастрофы иногда в считаные минуты поворачивают вспять десятки тысяч лет социальной эволюции. Групповая выгода вытесняет личный интерес, потому что без группы выжить нельзя, и это создает социальную связь, по которой страшно скучают многие люди.

Через двадцать лет после осады Сараево я вернулся туда и обнаружил, что люди сильно скучают по тем дням.

Точнее, они скучают по тому, кем были тогда. Таксист, который вез меня из аэропорта, сказал, что во время войны служил в спецотряде, который просочился через вражеский рубеж, чтобы помочь другим осажденным анклавам. «А теперь посмотри на меня», – сказал он, пренебрежительно махнув рукой на приборную панель. Одно дело – когда бывший солдат скучает по ясности и святости своего военного долга, но мирные жители – это совсем другое.

«Что бы я ни говорила о войне, я все равно ее ненавижу, – уточнила выжившая Ниджара Ахметашевич, после того как ответила на мои вопросы о ностальгии ее поколения. – Я скучаю по некоторым вещам из военного времени. Но я также уверена, что наш нынешний мир болен, если кто-то в нем скучает по войне. А многие именно что скучают».

Ахметашевич теперь известная боснийская журналистка, посвятившая жизнь расследованию военных преступлений. Ей было восемнадцать, когда разразилась война, ее ранило шрапнелью от артиллерийского снаряда, попавшего в квартиру. Она оказалась в больнице и перенесла восстановительную операцию на серьезно поврежденной ноге без анестезии. «Тебя держат, а ты кричишь, – сказала Ниджара, когда я спросил ее о боли. – Это помогает».

Больницу наводнили раненые – они лежали в туалетах, коридорах, проходах, у персонала не было времени даже на то, чтобы сменить окровавленные простыни, когда кто-то умирал. Медики и санитары просто грузили на кровать следующего и продолжали работать. В первую ночь рядом с Ниджарой умерла пожилая женщина и, видимо, в агонии каким-то образом перекатилась на нее. Ахметашевич проснулась и обнаружила, что на ней лежит женщина – первый из множества трупов, которые она видела во время войны.

Через две недели Ниджару наконец-то отправили на костылях домой к родителям, и она снова зажила нормальной для военного времени жизнью. Люди из пяти многоквартирных домов в ее квартале собрались в огромный кооператив, который делил между собой еду, печи и кров. Вокруг зданий разбили огороды, и все ели то, что выращивали. Воду каждый собирал из водостоков на крышах или из колонок в городе, но практически всем остальным делились. Ахметашевич помнит, как на восемнадцатый день рождения одна из соседок подарила ей яйцо. Она не придумала, как разделить его с друзьями, поэтому решила положить его в блины, чтобы все угостились.