Денис слишком близко. Странный. Очень странный.
Разумов вдруг наклонил голову. По шее Анны скользнул теплый воздух его дыхания. Мир ограничился невыносимо громким биением сердца и невозможностью дышать.
Бабочка расправляет крылья.
Савина прочистила горло и мотнула головой, чтобы сбросить наваждение. Разумов выровнялся. Еще поворот. И еще. Остановка, небольшой наклон. Денис придержал ладонью ее спину, Анна непроизвольно выгнулась. Его губы в нескольких сантиметрах: чувство бегущего разряда по коже от прерывистого дыхания сводило с ума. От Дениса веяло теплом, нет, жаром, но не обжигающим, а притягивающим.
Бабочка машет крыльями.
Снова поворот, рука Дениса скользнула до талии, затем поплыла вверх. Следующий поворот, как в тумане. В глазах двоилось от переполняющих чувств.
Манит невыносимо пламя.
Савина умоляюще глянула в его глаза. И поняла, что сделала только хуже — этот нефритовый взгляд пронизывал, высекал на душе узоры, словно солнце выжигает на дереве черные отметины. Навсегда. Анна была безоружна перед ним.
Новый поворот и рука Дениса передвинулась по спине и задела лопатку, вторая кисть переплела заново их пальцы. Анна стиснула зубы, чтобы не застонать.
Пламя. Зовущее пламя уже близко.
— Спасибо, — наконец, тихо произнесла она. Голос предательски хрипел.
— За что? — переспросил Разумов, хотя знал ответ. Он знал, что Анне сейчас очень нужна поддержка, и отказаться от похода она не может. Знал, но вел какую-то странную игру, известную только ему. В его глазах можно рассмотреть немую насмешку над ее слабостью. За то, что тает сейчас в его объятиях. Нельзя поддаваться на подобные чары. Нужно остановиться.
Пальцы проложили жгучую дорожку по позвоночнику вниз, и Анне показалось, что она едва сдерживает крик.
Огонь уже касается нежных крыльев.
Попробовала отстраниться, чтобы сделать глоток воздуха, но Денис только крепче прижал к себе, словно хотел, чтобы она горела и мучилась. Еще несколько шагов-поворотов в танце и тело стало подкидывать от озноба. Что-то необузданное поднимается из глубины души от его прикосновений. Это пугает. Прекратить, стоит прекратить эти пытки!
Языки пламени все горячей и горячей.
— Ты дрожишь немного, — с издевкой шепнул на ухо проводник.
— Волнуюсь, — не стала скрывать Анна. Голос не родной, густой и вязкий, как разомлевшая на солнце резина.
Они замедлились, следующий поворот получился мягкий и невесомый.
— Ты понимаешь, что мы можем не вернуться?
Огонь вспыхивает, крылья сминаются, крошатся и превращаются в пепел.
