— А мои оценки? Все эти «отлично», черт бы их побрал! «Отлично» пятидесятых годов!
— Цук, как преподаватель этого заведения я весьма тронут тем, что ты так мечтаешь предъявить все свои отличные оценки. Но должен тебе сказать, что оценки ниже чем «отлично» мы даже не рассматриваем. Вопрос в том, какие «отлично» мы принимаем во внимание. И мы не зачтем отличную оценку просто потому, что к нам пришел писатель, которому надоело сидеть наедине со своей пишущей машинкой и трахать своих подружек. Для тебя это, может, занятная перемена рода деятельности, но у нас в стране не хватает врачей, а в медицинских школах не так уж много свободных мест, и так далее, и тому подобное. Будь я деканом, я бы именно это тебе и сказал. Я не хотел бы объяснять твой случай опекунскому совету. Тем более так, как объяснил это ты. И учитывая то, как ты сейчас выглядишь. Ты в последнее время ничем не болел?
— Я просто с дороги.
— Сказал ты это так, словно в дороге ты был не три часа, а гораздо дольше.
У Бобби зазвонил телефон.
— Доктор Фрейтаг! …В чем дело? …Ну, давай, соберись. Успокойся. Ничего с ним не случилось. …Пап, я тоже не знаю, где он. …Он не умер, он просто вышел. …Давай приезжай в больницу, подождешь у меня в кабинете. Мы можем сходить в тот китайский ресторанчик. …Тогда смотри телевизор, я приду в восемь и приготовлю спагетти. …Мне плевать, что Грегори ест… Знаю, знаю, он прекрасный, чудесный мальчик, вот только мне плевать, поел он или не поел. И не жди ты больше Грегори. Ты рехнешься из-за Грегори. А знаешь, кто тут сидит напротив меня? Мой старинный соученик Цук. …Натан, Натан Цукерман. …Даю ему трубку. — Он протянул трубку Цукерману. — Это мой старик. Поздоровайся с ним.
— Мистер Фрейтаг, это Натан Цукерман говорит. Как вы себя чувствуете?
— Ох, сегодня неважно. Совсем неважно. У меня жена умерла. Умерла моя Джулия. — И он расплакался.
— Да, я знаю. Очень вам сочувствую. Мне Бобби рассказал.
— Сорок пять лет, замечательных лет, а теперь нету моей Джулии. Она на кладбище. Как такое возможно? На кладбище даже цветочка не оставишь — кто-нибудь да стащит. Слушайте, скажите Бобби… Он еще там? Никуда не вышел?
— Он тут.
— Пожалуйста, скажите ему. Я забыл сказать — мне надо туда завтра. Мне надо на кладбище, пока снег не пошел.
Цукерман вернул трубку Бобби.
— В чем дело?… Нет, папа, Грегори не может тебя отвезти. И мусор Грегори вынести не может. Нам повезло, что мы уговорили его встать утром и пойти на похороны. … Я знаю, что он чудесный мальчик, но нельзя… Что? … Конечно, сейчас. — Цукерману он сказал: — Он хочет что-то тебе сказать.
