«Зачем я иду за ним? — обнаруживал проблески здравого смысла Титов. — Странный человек. Воевал, убивал, наверное. Такой зарежет и не поморщится, да и не вспомнит потом. Наверняка какая-нибудь контузия у него. Не надо бы к нему ходить».
— А шрам — это от камня, — продолжал отвечать на короткий вопрос Михаил. — Пуля попала в камень, кусок отлетел и полоснул. Врачи думали, глазу капец, но обошлось. Это потом, а сразу я и не почувствовал ничего, только кровью заливался, ребята кое-как повязку наложили, водки дали, и все. Если б не эта водка, я умом бы тронулся там, а может быть, и тронулся малость. Первый мой бой был. Трупы-трупы-трупы, беготня, автоматные очереди со всех сторон. Наши ребята, ОМОН, чехи. Вывернутые красным наружу, выкрученные и выпотрошенные, в пыли, с открытыми живыми глазами. Женщины, старики дети…
«Жуть какая! — слушал рассказчика Титов, дрожа то ли от холода, то ли от страха. — Врет, наверное, все. Фильмов насмотрелся и заливает. Странно, что меня тянет к нему, приковывает что-то. Словно это мое второе, темное я, отделившееся от меня на время для неизвестной мне, но фатальной цели».
— Мы в тот день атаковали Айрак с разных сторон, а чехи местными прикрывались, выставили баб и детей перед собой, обычное для них дело. В дома их заходишь — везде шприцы, грязь, литература не по-русски. Полсела погибло. Потом мы посносили их в ров, облили керосином из наливника и зажгли. Не оставлять же без погребения на пекле. Там девчонка была, лет десяти-одиннадцати, черные глаза, огромные. Смотрит в небо, словно встанет сейчас и пойдет. Запомнил ее, часто во сне видел, но живую, а живой-то я ее не видел никогда. Они, знаешь, когда горят, словно оживают и…
— Хватит! Ни слова больше! — неожиданно для себя закричал Титов. Размягченное алкоголем воображение повторяло за рассказчиком картины реалистичнее документального кино, с запахами, жарой и желтой пылью. — Так нельзя, они же люди!
Несколько минут шли молча.
— Далеко еще? — запыхавшись, спросил Александр.
— Почти пришли. Ты давай не шуми в подъезде, расшумелся, у меня соседи нервные, чуть что — в полицию звонят.
Казалось, все жильцы дома спят и весь район спит. Добрые люди отдыхали перед суетой надвигающегося рабочего дня. В свете уличного фонаря, пробивающегося сквозь прорванные газеты, наклеенные на стекле кухни, сидели два темных человека. Они тихо говорили, тихо наливали и пили из бесшумных пластмассовых стаканчиков.
